Во Всемирный день пожилого человека в «КН» пришел старейшина журналистского цеха, участник Великой Отечественной войны, заслуженный журналист Кубани Иван Павлович Лотышев.
Полвека своей долгой жизни он посвятил работе в краевых средствах массовой информации, книжном издательстве, краевом отделении Союза журналистов России. И сегодня он один из немногих, кого без натяжек можно называть живой легендой. Вот только назвать нашего коллегу «пожилым человеком» как-то неловко. Хоть и разменял он сотый десяток лет, но возраст его не тяготит, а обогащает. Он из поколения оптимистов и по-прежнему активно участвует в общественной жизни города и края, полон творческих сил и планов.
Послушаешь его – учебник истории читать не надо. Ведь в книжке сухие цифры и факты, хорошо еще, если не искаженные, не приукрашенные. А Иван Павлович воспоминания достает из самого своего сердца. сопоставляет, анализирует… И размышляет о времени и о современной журналистике.
Начало. Лебедев-Кумач
– Для мальчишки, кропающего в школьную тетрадку стишата, это был самый любимый поэт. Вот и надумал я отправить ему свое произведение. Решился не сразу – долго ходил кругами возле почтового ящика, прежде чем опустить конвертик с нацарапанным «курица лапой» адресом: «Москва. Лебедеву-Кумачу». И все-таки отправил. Без особой надежды на ответ. А через неделю-другую произошло чудо – почтальон принес пухлый конверт со столичным штемпелем.
Лебедев-Кумач разгромил меня в пух и прах. Какой из-за этого письма поднялся переполох в школе! Его передавали из рук в руки, зачитали до дыр. И на меня стали смотреть другими глазами – как на подающего надежды юнкора. Избрали редактором школьной газеты. Я до того рьяно взялся за дело, что вскоре на районном конкурсе наша стенгазета заняла первое место. Вот так я и шагнул в журналистику.
…А в 1938-м, в 17 лет, вступил в комсомол. В октябрята принимали всех, в пионеры – достойных, в комсомольцы – лучших из лучших. Высокую честь надо было заслужить не только хорошей учебой, но и активным участием в общественной жизни. В характеристике при приеме отметили мои «плюсы»: «Пишет статьи в районную газету «За коммуну», занимается спортом, увлечен театром, пишет сценарии, досуг проводит в кинотеатре». А я еще в литературный кружок ходил из своей Казанской в Кропоткин, по 5–6 километров… Читал запоем Маяковского, Пушкина, Есенина, опять же Лебедева-Кумача. А вот когда товарищ посоветовал прочитать «Как закалялась сталь» Николая Островского, только хмыкнул: «Это, наверное, для сталеваров». Но поддался на уговоры. После школы как засел с книгой, так до утра не отрывался. И считаю ее своим главным наставником. До сих пор под впечатлением.
На войну с Маяковским
– На выпускном вечере перед самой войной учительница подарила мне миниатюрную книжку – стихи Владимира Маяковского. Ушел на фронт, ее в карман гимнастерки поближе к сердцу положил. Затишье между боями – читал про себя, потом стал бойцам декламировать. На фронте поэзия, как воздуха глоток. Как слушали стихи бойцы, как дорожили книгами, как обсуждали статьи! Газеты «Красный черноморец» (печаталась в Сочи), «На страже» (Новороссийск) читали взахлеб, начиная с последней развлекательной страницы – там всегда был юмор. В годы войны общий тираж газет составлял 3 миллиона 500 тысяч экземпляров. Нам, голодным, холодным, завшивевшим, газета не давала пасть духом. Бывало, неделями не подвозили еду, но находили возможность своевременно доставить в воинское подразделение газету. Государство тогда придавало большое значение печатному слову. Когда политрук узнал, что я «на гражданке» пописывал в газеты, дал задание освещать в военных изданиях жизнь нашего подразделения. Приказы начальства в армии не обсуждаются. При этом от боевых заданий не освобождали. Писал урывками.
Фельетонисты, ау!
– Советскую власть ругают за то, что душила свободу цензурой. И вот не стало цензуры – и началась анархия. И свободная журналистика стала сдавать свои позиции. Фактически не стало критики. А ведь она – двигатель прогресса. Сможем преодолеть недостатки, только если не будем закрывать на них глаза. Для примера возьмем Краснодар. Прекрасный город. Но после дождя – не проедешь, не пройдешь. Снег – стихийное бедствие. Чуть ли не каждое лето укладываем плитку, зимой ее ломаем, сбивая лед. Или хуже того – падаем, потому что ходить по ней скользко. На тротуарах пешеходам тесно – одну половину занимают стоянки машин, другую половину загораживают пристройки или пороги. Теперь огородили центральную часть заборами, из-под которых выглядывают крыши старых хат, и гордо заявили, что придаем Краснодару столичный облик. На некоторых улицах даже табличек с названиями нет. Отдам вам должное – у «Кубанских новостей» взгляд острый. Вы и про стихийные придорожные базары писали – дело сдвинулось с мертвой точки. И с водителями маршруток, которые хамят пенсионерам, разобрались. А за «шанхайские» заборы заглянуть не собираетесь? Как за ними просматривается «столичный облик» Краснодара?
Сколько тем для сатирика и фельетониста предлагает жизнь!
Ваша правда – наша правда
– Смутило меня объявление: «В Доме книги продаются шубы». Подумайте! Книжные магазины закрываются, а на их месте появляются галантерейные магазины, сувенирные лавки, рестораны. Это удивляет и возмущает. Книги читают всего лишь 2 процента!
… В советское время писал книги. Государство платило гонорар. Книготорг распространял по магазинам. Теперь сам ищу типографию, которая подешевле. За свои деньги печатаю. Развожу по книжным магазинам. Упрашиваю: «Купите!» Сейчас готовлю к переизданию «Кубанские легенды» и «Люби и знай кубанский край». К своему столетию мечтаю сделать Кубани подарок – выпустить третье издание энциклопедического словаря «География Кубани». Это главный труд всей моей жизни.
Не могу сидеть сложа руки. Вот и пишу. Говорят, не напрасно прожил жизнь, если родил ребенка, посадил дерево. Мои книги – мои дети, мои деревья.
Людмила РЕШЕТНЯК.
