Стыдно сказать, но в шахте я еще не был. Поэтому в очередной приезд в Донецк решил, что обязательно нужно туда попасть.
- Поезжайте на шахту «Северную» в Макеевку, - предложили мне в профильном министерстве. – Она пострадала от обстрелов. Там – боевой коллектив и молодой, очень толковый директор.
Копер шахты до сих пор стоит без стекол.
Сама шахта.
Но одно дело – сказать, а другое – получить допуск на предприятие, опасное по выбросу метана и угольной пыли. Пришлось потратить немало времени на проверку аппаратуры и инструктаж в министерстве. На передовую попасть было легче, но ничего не поделаешь. И вот после всех согласований, вооружившись «броней» разрешающих писем, мы подъезжаем к шахтоуправлению, которое располагается на самой северо-восточной окраине Макеевки. Дальше – только поля, посадки, терриконы. В центральном Донбассе этот пейзаж – самый, что ни на есть, канонический.
Руководитель новой формации
Михаил Владимирович Золотарев - самый молодой директор шахты в республике. Тридцать шесть лет. Воевал. Восстанавливал предприятие после обстрела. Последние трое суток с предприятия не вылазит: сегодня так нужно.
Он вошел в кабинет быстрым шагом, сел в кресло и тут же начал с места в карьер:
- 30-го марта у нас наконец-то был праздник: мы сдали в эксплуатацию новую лаву. Монтировали четыре месяца. Подготовили красавицу длиной 250 метров, длина столба – 1550 метров, запасов в столбе – 630 тысяч тонн. Этого хватит нам на два года работы. А вообще работу предприятия мы распланировали до 2028 года. Прелесть нашего угля марки ОС в том, что содержание серы в нем – до единицы. Зольность – 8,4%, мощность пласта – метр десять. – Технические характеристики в его рассказе звучат, как поэма. Видно, что знает и любит дело, которым занимается. - Запуск лавы позволит шахте сбалансироваться в экономическом плане и, дай бог, выйти на прибыль. Мы сможем платить достойную заработную плату и зарабатывать деньги на общий котел «Макеевугля». До сегодняшнего дня нас кормили, а теперь мы уже встали в строй. Мы уже соскучились по добыче!
- Интересно Вы рассказываете! А украинские СМИ утверждают, что «террористы» только все разрушают.
- Мы пытаемся построить республику, какой она должна быть, - чеканит ответ Золотарев. - Чтобы предприятия работали рентабельно. Это позволит и людям жить нормально, и бюджет пополнять. А украинские СМИ пусть лучше расскажут о том, как они нам помогали угробить шахту, как ВСУ обстреливали предприятие. Мы тогда чудом его спасли. Шахта горела! Мы всем итээровским составом вместе с рабочими ее тушили. Пусть лучше расскажут об этом!
Меня предупреждали, что о своем участии в этой войне он говорит неохотно. Но как не задать этот вопрос?
- В министерстве мне сказали, что Вы воевали? Почему?
- Да я участвовал в боевых действиях, - медленно начинает Михаил Владимирович, и постепенно его, что называется, прорывает. – Ну, представьте себе картину, когда возле твоего дома рвутся мины, младший сын говорит: «Папа, я не хочу умирать!», а с той стороны рассказывают, что мы сами себя обстреливаем! Безучастным к этому остаться было просто невозможно! Не только я, в «Макеевугле» есть и другие руководители, которые занимались отстаиванием территориальной целостности ДНР… своей жизни, в конце концов! Оружие брали в руки для того, чтобы сюда не пришли и устроили то, что произошло в Одессе. У нас на шахте много ребят, которые потеряли дома, потеряли родственников, многие ушли воевать. Есть погибшие.
Когда начались боевые действия, мы долго не могли понять, что происходит? Украинские СМИ говорили, что сюда зашли россияне. Какие россияне? Простые пацаны: шахтеры, металлурги, таксисты устанавливали первые блокпосты. Брали оружие, у кого какое было, в основном – охотничье. Встали, чтобы не пустить этот ужас сюда.
Сейчас в республике уже налаживается нормальная жизнь, но нам бы еще отогнать их чуть-чуть, чтобы не слышать обстрелов. Ну, я думаю, победа будет за нами, потому что за нами – правда.
Вроде бы он произносит избитую фразу, но с такой убежденностью, что начинаешь верить: безусловно победим.
- Семьям погибших помогаете?
- Да, конечно! Мы стараемся никого не оставлять. Был период, когда украинская сторона полностью заблокировала расчетные счета, люди остались практически без средств существования. Месяцев пять прожили вообще без зарплаты. Помогали друг другу, как могли. Выживали, сохраняли предприятие.
Помню, очень нужен был лес для креплений. И когда наши ликвидировали Дебальцевский котел, попросил разведчиков: «Поехали по их оставленным блиндажам, разминируем, поищем». Ну и начали потихоньку разбирать, лес на шахту свозить. А вообще, чего только там не находили: и шприцы, и еще что-то более интересное! Они, получается, с шахт лес вытягивали, а мы – наоборот.
И сегодня каждого, у кого есть проблемы, стараемся по мере возможностей поддерживать. В соседний поселок – Нижнюю Крынку отвезли стекла, хотя сами на шахте пока их не ставили. Сейчас заработная плата уже платится. Естественно тяжело. Есть небольшая задолженность. Но при этом в «Макеевугле» в последнее время уже введены две лавы, это позволит улучшить экономические показатели и повысить зарплату.
Мы еще немного побеседовали о ситуации в республике, войне, мире, геополитике, а напоследок он буквально «убил» признанием:
- Я бы тех, кто кричит о «загнивании» России свозил бы в Краснодарский край, чтобы они увидели, как там люди живут. Станица Ленингадская – это вообще супер! Каневская, Тимашевск. Спортзалы, детские площадки, одни дороги чего стоят! Моя жена от Краснодара в восторге! Такая красотища!
Думаю, что к словам этого молодого человека, но уже много повидавшего человека стоит прислушаться всем, кто стонет, как у нас все плохо. Мы расстаемся с Золотаревым чуть ли не дважды земляками. Звонит мобильный, он подгоняет кого-то на том конце «провода»:
- Дима, вы когда комбайном поедете? Да, ничего страшного! Давайте веселее! Ве-се-ле-е!
«Ураганы» в первый день перемирия
В холле шахтоуправления напротив уголка с иконами – целый ряд стендов, где представлена вся сорокалетняя история предприятия. Последняя его страница - фотографии работников, ушедших из жизни на этой войне.
- Трое наших ребят погибло: двое в аэропорту, один в Кировском во время обстрела позиций, - рассказывает заместитель директора шахты Игорь Иванович Богдан. - Все они – представители наших трудовых династий. Отец Ромы Пчельникова Владимир Васильевич и сейчас работает. И Отец Саши Кислицы тоже работает. И Долголенко Сережки отец работает механиком на участке. А вообще-то у нас из четыреста восьмидесяти подземных работников сегодня воюет 35 и демобилизованных человек сорок. Очень напоминает Великую Отечественную, Тогда немцы не брали в плен моряков и шахтеров. Боялись.
А это - то, чем обстреливали окрестные поселки Макеевки.
Впрочем, это – далеко не единственное сравнение той и нынешней войн. Один из самых тяжелых эпизодов в жизни «Северной» - обстрелы украинских войск в 2014-м году.
- Первый раз - 5-го сентября, как раз в день заключения минских соглашений. «Ураганами». Зажигательными. Если бы фугасными, то разнесло бы еще больше. – Богдан показывает мне фотографии того дня. - Вот, чем нас бахнули. Это ребята вытянули, когда уже все потушили. Так что досталось нам хорошо. Ни одна шахта так не горела. Пока пожарные приехали, все выскочили, кто в чем был! Кто в шортах, в тапках. На крышу залезли, все пылает, а мы огнетушителями тушим. Ужас! В соседнем здании повылетали все окна, к счастью, люди не пострадали.
Но самое сложное, рассказывает он, было вывести на поверхность тех работников, которые были под землей.
- 815 метров – глубина ствола. Без электричества выдать оттуда никого невозможно. Люди в шахте качают воду, а оно прилетает. Электричество сразу выбивает. А они остаются там внутри. Мы туда тушонку отправляли, воду. Потом главный механик придумал, как выдавать людей противовесом. На свой страх и риск. Но ни один человек в шахте не остался. Многие тогда шахты «утопили», а мы свою чудом спасли.
Остатки ракетного двигателя Урагана, которым обстреляли шахту.
Через неделю был еще один обстрел. На этот раз – минометами. Видимо, целили в подстанцию, но, слава богу, не попали. Иначе последствия вообще были бы печальными. Эти дни здесь до сих пор вспоминают с душевным содроганием
- А что прилетело на автостанцию в Ханжонково – вообще непонятно. Мы как раз проезжали мимо на машине. И такое ощущение, что в нее кто-то уперся руками. Колеса крутятся, а взрывная волна дальше не пускает. Хорошее перемирие у нас тогда было!
В эти дни ребята ополченцы собрали все то, чем обстреливали город, и на блокпосту 4/13 устроили целую выставку украинских боеприпасов. Контейнеры «Ураганов», остатки баллистической ракеты «Точка-У», неразорвавшиеся мины. И сегодня эти фотографии имеют огромную ценность как свидетельства небывалой «любви» нынешней украинской власти к своему (уже бывшему) народу.
«Пиши сразу в две смены!»
Уже перед тем, как пойти переодеваться для спуска в шахту, Игорь Иванович задает вопрос, который ставит меня в тупик:
- Вы как глубину переносите?
- Я? Не знаю…
- А то некоторые боятся закрытых помещений.
- Да вроде нет.
- Ну ладно, посмотрим.
В общем, поддержал морально, что и говорить.
В ламповой. Здесь выдают коногонки и самоспасатели.
Шахтерская роба очень многим напоминает армейскую форму: нательное белье, кирзовые сапоги, брючный ремень, портянки. Пришлось вспомнить опыт почти тридцатилетней давности, чтобы не опозориться. Ну, ничего, вроде, намотал правильно.
В этой клети мы спускались в шахту.
Основное освещение под землей коногонки.
А дальше, шаркая сапогами, хвостиком иду за своими провожатыми, стараясь четко выполнять их команды. В ламповой, где перед спуском выдают коногонки и самоспасатели, меня снова озадачили:
- Вас в какую смену записывать?
- Та пиши сразу в две! – Улыбнулся Богдан. – Мы со второй спустимся, а с первой поднимемся.
Ну вот, подумал, вроде и у меня пошел подземный стаж.
На посадочной площадке, которая на шахтерском сленге называется «рукоятка», нас встречает молодая симпатичная девушка, перед которой ужас как не хочется показывать свою легкую панику: анонсированный шестиминутный спуск немного напрягает. После переговоров по специальному (и такое ощущение – раритетному) телефонному аппарату, она открывает железную дверцу, и мы заходим. Точнее, они заходят, а я аккуратно переступаю достаточно большой зазор между площадкой и клетью. Глубина внушает уважение, 850 метров.
Шахтные проходки выглядят вот так.
Впрочем, сам спуск проходит неожиданно быстро, приходится только зевать, потому что постоянно закладывает уши от перегрузки. Вступаем на долгожданную твердь околоствольного двора, от которого идут тоннели горизонтальных выработок. И первым делом на своем опыте осознаю, почему здесь нужны каски: со всего размаху стукаюсь головой в перекрытие прохода. Даже не почувствовал! А вот если бы без каски, точно разбил бы макушку.
Две вещи сразу бросаются в глаза: темнота, освещаемая только зайчиками коногонок и вода. Она течет в канавах, временами – прямо по рельсам, ее капли проступают на стенах тоннелей, иногда приходится идти по щиколотку в ручье. Подземные воды – сопутствующая проблема угледобычи, их нужно постоянно откачивать, иначе можно «утопить» шахту, и тогда – беда.
Пытаюсь одновременно идти за начальником смены Александром Ивановичем Петренко и вести съемку.
- Здесь аккуратнее, - предупреждает он. – Да куда там! Я уже шагнул и промазал, нога попала между досками, выложенными внутри рельсов, и соскользнула в канаву. Спасают две вещи – то, то лодыжку зажало между досок и сапоги. Потихоньку высовываю заклинившую часть тела, и идем дальше.
Сопровождающие пытаются мне донести массу полезной и интересной информации, начиная от того, куда нужно бежать в случае чего, как ориентироваться в шахте, и заканчивая описанием процесса «заряжания лавы».
- В угольный пласт пробивается разрез на ширину секции, и потом монтируются сами секции, - чуть ли не взахлеб рассказывает Петренко. - Зарядить лаву – это оснастить ее всем необходимым. Впереди настилается скребковый конвейер, к конвейеру – направляющая. По ней будет работать комбайн. Проезжает комбайн, срубал, за ним происходит задвижка секции. Передвинули секции вплотную к пробою, и потом задвигает конвейер лавы.
Вы поняли хоть что-то? И я не понял! Но, знали бы, с каким азартом он обо всем этом говорил! Так могут рассказывать только рыбаки о знаменитом улове или футбольные комментаторы.
- Мы называем это задвижкой головок. Нижняя головка или верхняя. Приехали наверх – в верхнюю вырубались, с комбайном вместе задвинули головку. И производится выемка, - на одной из вагонеток лежит секция, и Петренко с таким же энтузиазмом объясняет, что в ней для чего. Просто зависть берет! У него почти сорок лет подземного стажа, а, по всему видно, то романтический период работы у него еще не закончился.
Разговор о сущности шахтерской профессии продолжается, когда мы протискиваемся в проемы «людских вагонеток», которые должны доставить смену в забой.
- При устройстве на работу сюда нужны две справки: от нарколога и психиатра. Хотя кто пошел работать на шахту, и так понятно, что чокнутый. Справка не нужна, это – диагноз! – Под общий хохот говорит Богдан.
Конечно, шутка, но так тяжело работать под землей изо дня в день из года в год: такое постороннему человеку представить невозможно.
- Чтобы понять шахту – нужно не здесь, а по уклону походить. Представьте – вначале мне попался уклон 45 градусов. Это был ужас! – Делится воспоминаниями Петренко
- А я попал на лаву, где мощность пласта всего 60 сантиметров, - отвечают ему.
Но отправиться в забой, чтобы до конца понять шахту, мне не удается. Где-то там «забурили» (сошли с рельсов) вагонетки. Возвращаемся, сделав круг по выработкам. Из темноты выныривает чумазый от угольной пыли шахтер и чуть ли не бегом движется мимо.
- Саша, - хватает его за руку Игорь Иванович, - давай мы тебя, чумазого, сфотографируем! Как там?
- Та ниче! – Задыхающимся голосом весело отвечает тот. – Уже комбайном пошли!- Но увидев камеру, машет руками, мол, не надо, и снова растворяется в темноте.
Подъем проходит намного веселее, чем спуск. Ноги сами несут в табельную, ламповую, а оттуда – на выход в баню.
- Ты смотри, стоило один раз в шахте побывать, и дорогу назад выучил! – Смеются вслед. А ничего смешного!
Уже в бане делаю для себя еще одно открытие: вроде ничего не делал, а руки и лицо в угольной пыли. Под землей она всюду!
Хоть и провел в шахте пару часов, но свою порцию угольной пыли получил.
После хорошей ИТРовской бани снова надеваю «гражданку» и, распрощавшись с новыми знакомыми, иду на выход. На улице – весна, травка, птички и такое необыкновенно замечательное дневное светило. Впрочем, и это открытие я сделал далеко не первый. Как поется в знаменитой шахтерской песне: «Что ты знаешь о солнце, если в шахте ты не был?» Где-то так…
Фото – автора, а также из архива шахты «Северной» ГП «Макеевуголь».
