Ведущий «Веселой рынды» журналист «КН», кубанский писатель-маринист, капитан первого ранга в отставке Николай Гормалев, треть века прослуживший на Черноморском флоте. «Веселая рында» станет корабельным колоколом «Кубанских новостей». Вместе с ней читатели «КН» отправятся в море флотского юмора. Семь футов под килем!
Историю про фуражечную дуэль между командиром артиллерийского крейсера «Адмирал Ушаков» капитаном первого ранга Анатолием Ивановичем Смирновым и совсем молодым лейтенантиком Костей Бурковым хорошо знает старый еврей Ефим Моисеевич Конторович, который еще по молодости лет держал фуражечную мастерскую на Минной стенке в Севастополе. Он ее всем рассказывает при случае.
Вот чем-то Бурков разозлил командира в день его прибытия на корабль. Чем именно, точно неизвестно. Но разозлил. Поэтому Смирнов решил повоспитывать новичка. Для начала командир крейсера «построил» Буркова, когда лейтенант сдал старпому зачеты и заступил на свою первую вахту – вахтенным офицером. «Ушаков» в это время был на ходу и довольно резво для своих лет, узлов в двадцать, бежал в район артиллерийских стрельб. Смирнов искоса глянул на юного офицера и сразу увидел то, что ему было нужно. Командир, словно лев в клетке, несколько раз прошелся по просторному ходовому посту. Это движение не предвещало ничего хорошего. Словно ящерица, застыл рулевой, и настороженно стали озираться по сторонам сигнальщики на крыльях ходового поста. Только Бурков, не отрывая глаз от бинокля, продолжал невозмутимо осматривать горизонт.
Наконец Смирнов остановился перед вахтенным офицером, как бык перед матадором, разве что только не греб копытом.
- Что у вас на голове? - издалека спросил командир Буркова.
- Как что? Фуражка, товарищ командир, – беспечно ответил вахтенный офицер.
На голове у Буркова, действительно, была фуражка. Но та, которую он получил в училище. Тут надо заметить, что в Севастополе офицеры никогда не ходили в фуражках, пошитых на фабриках ширпотреба. Флотский офицер в Севастополе всегда шил себе фуражку на заказ у еврея Ефима Конторовича, который и в советские времена держал частую пошивочную будку на Минной стенке. Хождение по городу в ширпотребовской фуражке считалось более чем дурным тоном. Это было равносильно тому, как выйти на подъем флага в резиновых сапогах.
Бурков об этом знал. Но он прямо с поезда, который привез выпускника Ленинградского военно-морского училища в Севастополь, пришел сразу на корабль и не имел еще ни одного схода на берег. Не успел пошить фартовую фуражку лейтенант, но командирский удар Виктор решил держать, во что бы, то, ни стало.
И тут начался изощренный, веками отработанный процесс избиения лейтенанта.
- Я сам вижу, что, слава Богу, это пока еще не коровий блин, - ехидно издевался Смирнов. – Но что это за фуражка… прости, господи, мою душу грешную?..
- Уставная, товарищ командир, - не сдавался лейтенант, у которого начали деревенеть ноги.
- Это не уставная фуражка, а складская! – Все более распалялся командир, - У вас, лейтенант, ярко выраженные признаки хуторской культуры. Впрочем, почему это я оскорбляю хуторян. Отошлите вашу капелюху дедушке в деревню. Он, когда намотает свои онучи, пойдет в ней рыбу ловить. Сей, извините за выражение, головной убор очень пойдет к онучам. Нет. Погодите. Не советую. Рыбу дед распугает. Пусть водрузит вашу панамку на огородное пугало. Самое место этой шляпке…
И командир крейсера, взяв бинокль, стал невозмутимо осматривать горизонт. На ходовом посту наступила гнетущая тишина. Бурков на негнущихся ногах вышел из рубки и с размаху швырнул фуражку за борт.
- Что вы сделали? – недоуменно спросил Смирнов вахтенного офицера.
- Устранил замечание, – зло бросил Бурков.
А лейтенант-то, с характером, с удовлетворением подумал Смирнов, но ничего более не сказал. Все бы ничего, однако, через полминуты с артиллерийской площадки прибежал запыхавшийся мичман. В руках он держал злополучную фуражку.
- Вот, товарищ командир, - выпалил мичман, протягивая ему фуражку, - у кого-то с ходового сдуло, и к нам на артплощадку ветром, слава Богу, занесло.
- Отдайте это модельное недоразумение вахтенному офицеру, - небрежно бросил командир, не отрываясь от бинокля.
Бурков стремглав выскочил из рубки и снова швырнул фуражку за борт. А через минуту ее опять принес робеющий от страха матрос, но уже откуда-то с юта.
- Она к вам прилипла, лейтенант, - ядовито заметил Смирнов…
Эту злополучную фуражку Бурков никогда не мог простить командиру и не простил…
*** *** ***
Крейсер «Адмирал Ушаков» стоял на якорях и бочках на внутреннем рейде главной базы. Капитан первого ранга Анатолий Иванович Смирнов сделал обход корабля, пообедал с офицерами в кают-компании и, не спеша, поднялся в свой салон. Следовало немного поспать. На флоте после обеда – это святое дело. Адмиральский час. Но тут случился такой «адмиральский час», который Смирнов запомнил до конца своих дней.
Бросив мимолетный взгляд по каюте, командир крейсера похолодел. На столе лежала расшитая золотым галуном адмиральская фуражка. Если бы «Ушаков» в эту минуту взорвался, то командир ошалел бы в меньшей степени. Он опрометью бросился на ГКП - главный командный пункт.
- Дежурный по кораблю, старпом, сигнальщики – все на ГКП ко мне! – рычал по громкоговорящей связи командир.
Когда сбежались перепуганные подчиненные, командир крейсера в истерике метался по командному пункту.
- Идоловы дети! – стонал Смирнов. – Позор-то какой?! Адмирала проворонили…
Однако, ситуация была более, чем странной, если не сказать жутковатой. Адмирал не мышь и просто так, незамеченным, на крейсер, стоящий посредине бухты, попасть никак не мог. Первыми его должны были увидеть сигнальщики, когда катер «под крючками» и под адмиральским флагом только отходил от Графской пристани. «Под крючками» - это когда на носу и на корме катера лихо, словно свечки, при любой волне ни за что, не держась, стоят два матроса. У них в руках багры с крючьями, которыми катер удерживается у причала или трапа корабля. Это высший морской шик, положенный только адмиралам. Катер несется стремительно, взлетает на волне, а крючковые не шелохнутся. Они словно впаяны в катер.
При прохождении адмиральского катера даже мимо крейсера, на корабле должна была прозвучать команда по громкоговорящей связи: «По левому борту – стать к борту!» может, и «по правому борту». Это зависело от того, с какого борта шел катер. Таким образом, на флоте отдается честь старшему начальнику.
Если адмирал направлялся непосредственно к крейсеру, то следовала команда: «Горнисту - наверх!» И последний играл «Захождение», что означало прибытие на борт важного морского начальника. Это был уже сигнал командиру, и он встречал адмирала у трапа.
Ничего этого не случилось. Адмирала, скорее всего командира дивизии, попросту «протабанили», то есть проворонили. Он прибыл на крейсер незамеченным, никем не был встречен, вошел в салон командира, со злости бросил фуражку на стол и пошел по боевым постам самостоятельно. Для экипажа это был неслыханный военно-морской позор.
- Всю дежурную службу снять с вахты, - гремел Смирнов. И, отбросив в сторону субординацию, он при матросах накинулся на старпома. – А вас, уважаемый капитан второго ранга, я лично отвезу на гауптвахту. Позориться, так уж до конца. Всех удавлю! А сейчас искать адмирала.
Прошло около часа, но адмирал не объявлялся. Смирнов спустился двумя палубами ниже, где жили мичманы. На крейсере служил мичман Степан Петрович Нетреба. Командир дивизии, еще с лейтенантов дружил с ним, поэтому нередко заходил к старому товарищу. Здесь, в тесноватой мичманской каюте, они позволяли себе пропустить по чарке и покалякать о том, что флот уже не тот, что матрос с лейтенантом пошел нынче хлипкий, и, вообще, раньше даже кипяток на камбузе был горячее.
У Нетребы комдива не оказалось, и Смирнов побрел по трапам к себе в каюту, по дороге решив – будь что будет! Каково же было его жуткое удивление, когда он не обнаружил в салоне адмиральской фуражки. Она исчезла. Что же это получалось? Комдив сам обошел корабль, потом вернулся в каюту, взял фуражку и убыл с крейсера. Командирский вопль потряс корабль. Все повторилось заново, вплоть до снятия с вахты только, что назначенной дежурной службы…
*** *** ***
Старый еврей-фуражечник Ефим Моисеевич Конторович рассказывал своему приятелю Семену Михайловичу Израилевичу:
- Ты можешь представить себе, Сэмэн, какие сейчас лейтенанты пошли. Это же Ушаковы, Лазаревы и Нахимовы вместе взятые. Приходит до меня неделю назад такой зелененький соплячек, лейтенант Бурков с «Ушакова», и говорит разные глупости, что страшно повторять. Пошейте мне, это Бурков говорит, две фуражки, одну – лейтенантскую, а вторую – адмиральскую. И адмиральскую, пожалуйста, на вырост. А потом ты слышал, какую он хохму с этой адмиральской фуражкой отмочил?! Весь крейсер на ушах стоял. А командира до инфаркта довел. Что б мне так жить! Из этого хлопца толк будет…
(Продолжение приключений лейтенанта Виктора Буркова вы найдете в следующих выпусках «Веселой рынды».)
