Кубанские Новости
Культура

Хотели как всегда

Захватывающая история об убийстве Григория Распутина, которое произошло ровно 100 лет назад в Петрограде.

В этом году грядет еще один юбилей, который вряд ли будет широко замечен, однако 90 лет назад само событие потрясло Россию и в известной степени предопределило ее трагическую судьбу.

Студеной декабрьской ночью 1916 года в Санкт-Петербурге, на Мойке, в доме князя Юсупова, был убит выдающийся авантюрист – сибирский крестьянин Григорий Новых, получивший еще в молодости кличку, потом перешедшую в фамилию, отражающую суть крайне распутного поведения. Сегодня от сей воистину демонической личности в широкой общественной памяти остались только легенды, «перелопаченные» в эстрадные псевдонимы, воющие хиты да водку, подаваемую в стилизованных заведениях под одноименным названием.

В один из таких кабаков я заходил в Вене. Расположен он неподалеку от знаменитой оперы, в тесной улочке, пахнущей австрийской аккуратностью и сахарными цукатами.

К стойке с самоуверенным хромовым скрипом подошел сам хозяин, рослый господин с масленой головой, в малиновой косоворотке, при дремучей бороде лопатой, более напоминающей переодетого Карла Маркса, чем Григория Распутина. Но распутинская тема, однако, «эксплуатировалась в трактире отчаянно. Все было как «тогда» – от мутных граненых стаканов до дебелых красавиц, облаченных в мятые сарафаны. Считалось, что всякий русский в теме и поэтому хорошо ведает, кто такой Распутин, тем более его портрет висит рядом с фотографией Ленина, читающего газету «Правда». Неподалеку расположены портреты двух господ контрреволюционного вида. На мой вопрос «Кто это?» крашеная фрау, изображавшая трактирную шлюху, ответила, что это друзья господина «Распутинофф». «Друзьями» были Феликс Юсупов и Владимир Пуришкевич, убившие «старца» и тем самым повернувшие российскую историю в ту сторону, о наличии которой никто не предполагал, в том числе и сами сановные душегубы.

БЕССАРАБСКИЙ ЛАТИФУНДИСТ

Мое обращение к этой теме подтолкнуло то, что один из них, а именно Владимир Митрофанович Пуришкевич, холодным и голодным февралем 1920 года оказался в Новороссийске, где внезапно заболел сыпным тифом и умер в возрасте 50 лет. В грохоте разгорающейся гражданской войны его тихо погребли там же, в безвестной могиле. Я думаю, что даже в страшном сне Пуришкевич не мог предположить столь бесславной кончины, поскольку петербургская жизнь его была преисполнена такого шума и крика, которые без всякого телевидения и радио принесли ему воистину всероссийскую известность. Он, средней руки помещик из Бессарабии, стал депутатом нескольких созывов Государственной Думы и прославился столь «отвязанными» речами, репликами и поведением, пред которыми все выходки современных депутатов выглядят просто как шалости детсадовских сорванцов.

Стаканом, запущенным с трибуны, он угодил однажды в Павла Николаевича Милюкова, чрезвычайно аристократичного министра иностранных дел Временного правительства, в которого, собственно, и целился. Так что стакан как оружие российского парламентаризма имеет довольно длительную историю, и лидер кадетской партии, кем был Милюков, помнил об этом случае всю жизнь, а прожил он долго, 84 года, и почти все время в Париже.

Он написал во Франции обширные воспоминания о том времени и Пуришкевича иначе как клоуном не называл, правда, подчеркивая, что клоуном-то он был трагическим.

От Пуришкевича исходило так много агрессии не случайно. Он сколотил мрачно известный «Союз Михаила Архангела», который «прославился» еврейскими и прочими погромами, главным образом на «ридной» ему «батьковщине» – Украине. Константин Георгиевич Паустовский, попавший однажды в Киеве в самый котел одного из таких погромов, силой своего писательского дара воспроизвел весь ужас слепой жестокости сборища, состоявшего из переодетых городовых, лавочников, уголовников и прочих головорезов. Это Пуришкевич в известной степени придал российскому антисемитизму погромный характер, призывая с думской трибуны «спасать Россию от жидов», а заодно и «армяшек». Как это выглядело, можно увидеть в довоенной кинотрилогии знаменитого режиссера Григория Козинцева о питерском пролетарии Максиме. В лысом, бородатом и вертлявом депутате, отчаянно кривляющемся во время выступления большевистского депутата, легко угадывается Пуришкевич. Кстати, ему, а не Хрущеву принадлежит приоритет в стучании башмаком по столу, что он еще нередко дополнял кручением дуль в oтвeт на реплики социалистов, которые Пуришкевича люто презирали, как, впрочем, и он их.

Удивительно другое: Пуришкевич, горячо протестовавший против введения военно-полевых судов и установления смертной казни на фронте, тем не менее с легкостью принял предложение Юсупова о физическом устранении Распутина, которого тоже ненавидел всем своим необузданным существом и ненависть свою не переставал обнародовать любыми доступными средствами.

КНЯЗЬ ФЕЛИКС ЮСУПОВ

Общеизвестно: ничто так не объединяет людей, как ненависть к кому-то третьему. В нормальной жизни у князя Юсупова, редкого баловня судьбы, не было никаких шансов для соприкосновения с таким субъектом, как Пуришкевич. Он бы его просто презирал и сторонился, но жизнь была ненормальная.

Феликс Юсупов был сказочно богат и знатен. Достаточно оказать, что родовым поместьем князей Юсуповых было знаменитое подмосковное Архангельское, на территории которого находится сейчас не менее знаменитый «маршальский» санаторий советского Министерства обороны. В юсуповском имении гостили все знаменитости, начиная от Александра Сергеевича Пушкина и кончая императорами и членами их семей, Феликс сердечно дружил со всеми великими князьями. Молодой, красивый, чертовски обаятельный и, что важно, очень музыкальный, он был женат на первой петербургской красавице, племяннице Николая II великой княжне Ирине. Когда Феликс брал в руки гитару и запевал старинные романсы, в любом обществе устанавливалась звенящая, внимающая тишина. Он, кстати, на двух последних обстоятельствах и «словил» непутевого Распутина, который «положил глаз» на княжну Ирину и очень желал с ней познакомиться. К тому же был под глубоким впечатлением от юсуповского гитарного пения, слушая мелодичную грусть под любимую мадеру, обхватив буйную голову. Юсупов ненавидел Распутина, как может ненавидеть сановный вельможа ломового кучера, храпящего пьяным сном на батистовых простынях хозяйского ложа. В своих воспоминаниях, написанных через много лет в Париже, Юсупов довольно подробно излагает динамику развития своей ненависти к «грязному помойному мужику», добравшемуся аж до самого трона и обсуждавшему с царицей и даже с царем животрепещущие проблемы империи. Убийство Распутина стало навязчивой идеей и целью его жизни. Матрена Распутина, дочь «старца», ставшая в Америке укротительницей тигров, там же написала воспоминания, посвятив перечислению юсуповских богатств целую страницу.

Сложенные несколькими поколениями, они делали Феликса Юсупова богаче императорской семьи. Одно собрание предметов искусства и драгоценностей было легендарным. «О них знала вся аристократическая Европа, – пишет Матрена, – и даже августейшие особы бывали восхищены юсуповскими редкостями». Достаточно сказать, что накануне октябрьского переворота Феликс, принявший решение покинуть Россию (кстати, один из немногих угадавших его трагическое развитие), вырезал перочинным ножом из литых бронзовых рам двух «Рембрандтов», свернул их в трубочку и уехал во Францию.

На фоне современного «бандитского Петербурга» предприятие, замышляемое Юсуповым, выглядит сегодня смешно и наивно. Он активно ищет единомышленников и сообщников. Ну, с единомышленниками проблем особых не было, а с сообщниками, реально готовыми совершить убийство, дело, было сложнее. Тогда он, начитавшись в газетах погромных речей Пуришкевича, где тот, не жалея эпитетов, «несет» на все «глаголы» Распутина, едет к депутату и, хотя видит его впервые, с порога предлагает уничтожить Григория, на что Владимир Митрофанович с восторгом соглашается.

Существовал еще один депутат Госдумы – публичный ненавистник Распутина – Василий Алексеевич Маклаков. Окрыленный поддержкой Пуришкевича, Феликс направляется к Маклакову и предлагает ему то же самое. Но тот особого энтузиазма не проявил, хотя и пообещал достать на «благородные» цели цианистого калия.

Когда сегодня читаешь воспоминания лиц, причастных к этому «мероприятию» (а их написано множество), то с возвышений нового столетия диву даешься благородным душевным порывам персонажей, готовых даже ценой жизни избавить Россию от назойливого «старца». В начале 90-х годов, когда в России, на фоне демократических преобразований, развернулся массовый отстрел нарождающихся бизнесменов, Служба внешней разведки подготовила правительству доклад, который начинался со слов: «В России убивают только за деньги...»

Так почему же в 1916 году несколько супербогатых людей решили пойти на убийство собственноручно, не прибегая (как, например, сегодня) к услугам киллера? Тогда он назывался другим, но не менее емким словом «душегуб», но особой разницы не было. На Руси всегда можно было найти человека, готового за «тридцать сребреников» удавить любого. Удивительно другое: уже на следующий день Маклаков поделился тайной заговора с министром двора Милюковым. Тот, видимо, шепнул еще кому-то. «Воздух был наполнен электричеством», – записал Милюков в дневнике. Все ждали разряда...

ЗАГОВОРЕН СВЫШЕ

Феликс Юсупов пережил всех. Он скончался в год 50-летия советской власти, окончательно убежденный, что убил Распутина зря.

«Молния», да еще какая, ударила в самую что ни на есть предновогоднюю стужу.

Чуть свет следующего дня Петербург глухо загудел – исчез главный царский фаворит.

– Поздно вечером надел бобровую шубу, один, без охраны куда-то уехал, – рассказывала перепуганная челядь.

Об убийстве (как, чем и каким образом) так много написано, снято фильмов, поведано воспоминаний и всяких иных слухов, что сложилась прочная версия, что якобы «старец» был заговорен свыше.

«ЯДОВИТЫЕ» ЗАГАДКИ

Злоумышленники вначале накормили его ядом, да не каким-нибудь экзотическим кураре, а цианидом, от малой крупинки которого всякое живое существо через мгновение задергается и окоченеет навсегда.

С Распутиным этого не произошло, хотя он слопал в охотку десяток пирожных, буквально нашпигованных отравой...

В 1923 году парижский издатель Яков Поволоцкий решил перепечатать дневник Пуришкевича, который впервые был издан в Ростове-на-Дону в 1918 году, где тот перед бегством на Кубань редактировал белогвардейскую газету «Благовест». В дневнике Пуришкевич утверждал, что цианистый калий Юсупову передал депутат Госдумы Маклаков. Издатель, желая придать книге достоверность, обратился к Маклакову, который тоже эмигрантствовал во Франции, с просьбой сообщить детали: как было дело?

Неожиданно Маклаков от всего «открестился», а уж тем более от передачи яда. «Это неверно: я не давал Юсупову цианистый калий, – пишет он издателю, – или, точнее, то, что ему выдали за цианистый калий. Если бы яд был подлинный, никакая живучесть Распутина не спасла бы его».

А «яда»-то было много – склянка с разведенным веществом и коробка с порошком. Таким количеством цианида можно было отправить на «тот свет» пол-Петербурга, а Распутин только впал в глубокую грусть, чем страшно обескуражил Юсупова. Ясно одно: или это был цианистый калий, выражаясь современным языком, контрафактного производства, то есть липовый, или вообще неизвестно что. В итоге пришлось Феликсу прямо в комнате стрелять в «старца» из револьвера. Однако через полчаса неподвижного лежания «покойник» вдруг открыл глаза, вскочил и устроил драку с убийцей.

Потом с криками выбрался на улицу и пытался сбежать через сугробистый сад. Там его уже добивал из огромного армейского нагана Пуришкевич, устроивший канонаду на всю Мойку. Так что фактически именно Пуришкевич убил Распутина, а не Юсупов, который был отмечен этой репутацией, как клеймом.

Я полагаю, что проблема тут не в заговоренности «старца», а в неумелости «злодеев». Рядовой киллер «ленинградского разлива» отправил бы Григория Ефимовича на «небеса» через скромный контрольный выстрел в левое ухо. В чем-чем, а в этом деле Северная столица преуспела ныне радикально, в том числе и в «работе» с ядами. Достаточно вспомнить предпринимателя Ковелиди, которому окропили ядовитыми миазмами телефонную трубку. Несчастный протянул совсем недолго и умер в пенных конвульсиях. Сразу видно, трудились не «артисты из народа», а «народные артисты», которых, несмотря на заверения Генпрокурора, ищут по сию пору.

СЛУХИ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

В распутинском деле о вероятных убийцах стали говорить утром следующего дня, когда обледенелый труп выволокли из проруби возле Петровского моста.

Начальник Казанской полицейской части генерал Григорьев разбудил утомленного Юсупова. Он пожелал лично получить объяснения по поводу ночной стрельбы в саду и окровавленного снега вокруг дома. Однако, удовлетворенный рассказом о дружеской пирушке и пьяной пальбе одного из гостей по хозяйской собаке (которую таки убили для «отмазки»), учтиво удалился, произнеся имя Распутина лишь один раз и то всуе. В Царском же Селе стоял вселенский стон. Царь был на фронте, и безутешная царица требовала заключить в Петропавловскую крепость всех фигурантов, среди которых был и племянник Николая II Великий князь Дмитрий. Сомнений, что это дело рук Юсупова и его компании, никаких не было. Но распоряжение царицы выполнять не спешили: уж больно «достал» всех Григорий Ефимович, по полицейскому досье известный под кличкой «Темный».

Петербург тайно радовался, что Распутин наконец очутился там, где ему и надлежало быть – в морге. А петроградские заводские окраины вообще пригрозили бунтом, если убийц привлекут к ответственности, и даже выделили для Юсупова охрану.

Пуришкевич не делал из ночных событий большого секрета. Он считал, что восторженная Россия должна носить его на руках, поскольку он избавил ее от злодея и редкого негодяя. Владимир Митрофанович был из тех, для которых любой вид известности – «бальзам на душу», чего не скажешь о Юсупове. Тот с горечью нес сей «крест» всю жизнь. На второй план незаметно ушли редкая родовитость и легендарное богатство, а на первом всегда маячила тень «старца», застилающая все остальное. Однажды в Голливуде, представляя чету Юсуповых, распорядительница бала, полусумасшедшая американка, восторженно прокричала в микрофон:

– Князь и княгиня Распутины!

Божественная Ирина потом горько рыдала, проклиная тот день и час, когда она согласилась на брак с Феликсом.

продолжение следует