В мировой словесности заметное место занимают авторы, с которыми хорошо взаимодействует частица «не». Марк Аврелий Антонин (II век нашей эры) в своих «Размышлениях» совсем не похож на масштабного правителя, однако он император Рима, один из самых значимых владык за всю его историю. Марк Аврелий – не философ, не мастер систематизаций и классификаций, при этом его единственное произведение всегда присутствует в истории гуманитарной мысли. Он не писатель, нет в «Размышлениях» цельной истории, занимательного сюжета. Но литературоведы считают книгу Марка Аврелия одним из совершенных образцов древнеримской прозы.
Марк Аврелий не ищет слушателя и читателя, говорит сам с собой, совершает внутреннее путешествие. Это не мешает нам представить человека, присутствие которого подразумевается самим ходом авторской мысли. Потенциальный читатель, нуждающийся в утешении от императора, - человек нервный, депрессивный, измученный несовпадением идеала и реальности, жажды жить долго и постоянных опасностей, возможно, роковых.
Жизнь кажется ему чьим-то безумным насилием, произволом, нами не выбираемой дорогой. Дорога эта всегда ведет к смерти, завершается тлением, превращением в прах. Страдание и исчезновение! Такой человек есть всегда. Часто он без особых усилий опознается как наш внутренний герой. Думаю, ему «Размышления» пригодятся.
Будем практичны. Итак, что делать? Уметь благодарить. Всегда – за рождение и воспитание, за характер и судьбу. Благодарить, как делает это римский император, учителей и воспитателей, богов и сам мир.
Не бояться смерти, познавать ее закономерность, спокойно относиться к собственному исходу из жизни, который не может не состояться. «Поступать во всем, говорить и думать, как человек, готовый уже уйти из жизни… Ты посмотри только на это зияние вечности позади и на другую беспредельность впереди. Что тут значит, жить ли три дня или три Нестеровых века? ... Александр Македонский и погонщик его мулов умерли и стали одно и то же - либо приняты в тот же осеменяющий разум, либо одинаково распались на атомы…»
Слабо утешает? Марк Аврелий, способный держать слово в точке его максимальной красоты, с тихой радостью длит размышление о печальном финале. Словно пользуется доступной мыслителю анестезией, прекрасной формой беседы о неотвратимом, о том, от чего не отвести взор. И смерть, которая может предстать безобразным демоном, оказывается укрощенной в риторике римского стоика. Он не будет выдавать свои эмоции, показывать радость. Но все-таки рад, что страшного не так уж много в этом мире. А если настигнет печаль о недопонятом прошлом и неузнанном будущем? Ничего страшного…. ««Кто видит нынешнее, все увидел, что и от века было и что будет в беспредельности времен - ведь все единородно и однообразно…»
Гимны слагать миру необязательно, но мир хорош – хорош без пафоса, с сохраняющимся холодком. «Все мне пригодно, мир, что угодно тебе; ничто мне не рано и не поздно, что вовремя тебе, все мне плод, что приносят твои, природа, сроки. Все от тебя, все в тебе, все к тебе… Что ни случается - привычно, знакомо, как роза по весне или плоды летом. Таковы и болезнь, и смерть, клевета, коварство и сколько еще такого, что радует или огорчает глупцов…
Ни на богов нельзя сетовать (они-то не погрешают ни вольно, ни невольно), ни на людей (эти не иначе, как невольно). Сетовать, выходит, не на кого… Как смешон и странен, кто изумляется чему бы то ни было, что происходит в жизни…», - пишет Марк Аврелий. Бунт, богоборчество, раздувание конфликтов человека с бытием ему не нужны. Надо сохранять спокойствие. Быть твердым. Соглашаться, что живешь. Соглашаться, что уйдешь.
Из этого пустынного, надежного в своей ненадежности мира, который ничем не должен удивлять душу ко всему готового человека, рождается этика верной мысли и правильного поступка. Зло их не должно касаться, следует пройти свой путь без погружения в страстные падения. Грешников ждет ад? Нет, отсутствует ад, не говорит император о грешниках. Марк Аврелий в своей книге не пугает и не пугается. Такое ощущение, что он своим удивительно цельным, освобожденным от внешних эмоций стиле стремится заклясть любое сознание, которое попадется на пути книги: «Имей мужество быть честным, правильным, гордым и разумным».
На языке Марка Аврелия это звучит так: «Считай безразличным, зябко ли тебе или жарко, если ты делаешь, что подобает… Кто бы что ни делал, ни говорил, а я должен быть достойным. Вот, как если бы золото, или изумруд, или пурпур все бы себе повторяли: кто бы что ни делал, ни говорил, а я должен быть изумруд и сохранять свой собственный цвет…»
Смело делай то, что не считаешь верным. Не думай о последствиях. А если проиграешь? Если просто убьют? Вроде бы римский император должен всегда идти к победе, настаивать на оккупации и уничтожении всех потенциальных противников. Нет, автор «Размышлений» говорит, как христианин, помнящий о распятии Иисуса: «Творя добро, слыть дурным – царственно…»
Марк верит в библейского Бога? Нет. Христиан упрекает в воинственности, театральности, в избыточной тяге к смерти. Он никогда не согласится с разговорами о дьяволе, с будущим монашеским движением, с многочасовыми богослужениями. Мысли о воскрешающем страдании, о воплощении Абсолюта в одном из смертных созданий не покажутся философствующему императору спасением от пустоты. Он останется сторонником простоты и красоты. «Молитва афинян: пролейся дождем, милый мой Зевс, на пашню афинян и на долины. Либо вовсе не молиться, либо вот так - просто и свободно…», - пишет Марк Аврелий, заботясь о сохранении дистанции. Слово боится потревожить богов длинными и шумными речами. Словно и нет вовсе богов…
Действительно, автор «Размышлений» располагается вблизи атеизма. Многие интеллектуалы, свободные от религиозной картины мира, считают Марка Аврелия прекрасным лекарством от любой формы теологического воодушевления. Однако этот «предатеизм» может быть воспринят и как «предхристианство»: «Смешно это: собственной порочности не избегать, хоть это и возможно, а чужую избегать, что никак невозможно… Люди рождены друг для друга. Значит переучивай - или переноси…»
Помимо образа огромного, равнодушного, независимого от нас мира, который был до нас и будет после нас, в «Размышлениях» выстраивается не менее важный образ мира внутреннего, находящегося под нашим контролем. На сам факт присутствия законов жизни и смерти человеку стоит ответить законами своего разумного, свободного от аффектов состояния: «Пусть вычурность не изукрасит твою мысль; многословен и многосуетен не будь. И пусть бог, что в тебе, будет покровитель существа мужеского, зрелого, гражданственного, римлянина, правителя, того, кто сам поставил себя в строй и по звуку трубы с легкостью уйдет из жизни, не нуждаясь ни в клятвах, ни в людском свидетельстве; в нем лишь веселие и независимость от помощи другого и независимость от того покоя, который исходит от других… Главенствующее внутри… Жизнь коротка; один плод земного существования праведный душевный склад и дела на общую пользу… Больше вообще не рассуждать, каков он - достойный человек, но таким быть…»
«Размышления» - идеальная книга для тех, кто ищет мудрости, но серьезно опасается любви. Любовь не только долготерпит и милосердствует, она ведь сильно озадачивает, заставляет переживать, хотеть вечности для себя и ближнего, по-настоящему бояться уничтожению. Разве успокоит любящего, что скончались и распались в земле Македонский со своим конюхом? Что нам до миллионов людей, опочивших ранее, если под угрозой наш самый любимый человек?
Видимо, Марк Аврелий хорошо помнит об угрозах, связанных с любовью. «Недалеко забвение: у тебя - обо всем и у всего - о тебе…», - мастерски отражает он возможные атаки любви и других привязанностей. Гений римской словесности – между мраморными статуями полубогов и душами, созданными христианством. «Между» – отличная позиция, чтобы всегда сохранять для читателя духовную интригу.
