Довлатов не был обычным космополитом и беззаботно существовал не везде. Возможно, поэтому в повести «Чемодан» звучит оправдание: я бросил вас...
Повесть Сергея Довлатова «Чемодан»
Даже сейчас, когда прошли десятилетия после исчезновения Советского Союза, споры не утихают. Где жили мы и наши недавние предки: в самой великой державе, способной выиграть войну у немецкой машины, или в странной колонии, где главными страдальцами оказались собственные граждане? СССР – оплот всемирного добра, явление духа социального равенства или эта знаменитая аббревиатура всего лишь скрывает фальшивые смыслы пошлых элит, которые строили жизнь и речь на контрасте формы и содержания?
Надо ли было умному человеку валить из этой страны? Сергей Довлатов, пользуясь ярким колоритом еврейско-армянско-русской души, свалил, счел возможным завершить в себе питерского интеллигента, перестроиться в относительно успешного эмигранта. Довлатов не был стандартным космополитом, готовым беззаботно существовать под деревом любой страны. Возможно, поэтому в повести «Чемодан» слышу не только воспоминания о ленинградских казусах, о нормальном абсурде советского стиля, но и попытку оправдания: я бросил вас, потому что…
Во вступлении к повести «Чемодан» герой, полностью совпадающий с автором в имени, фамилии и судьбе, рассказывает о недолгих сборах перед окончательным отъездом из Советского Союза. Он заметно нервничает. Ему не по себе. 36-летний интеллигент-неформал отбывает в Италию, потом в Соединенные Штаты. Сначала была тревога о том, как все нажитое увести с собой, потом появилась горечь несколько иная: все тряпье спокойно поместилось в один старый чемодан. Есть только чемодан не слишком кондиционных вещей и сюжеты, которые с трудом размещаются в формате повести.
Сразу мы знакомимся с любопытной гордыней автора-героя: всю повесть он будет принижать себя, говорить о личном с очевидной иронией, представляться аутсайдером, но по неписаным законам поздней советской интеллигенции в этом самоуничижении – поза праведника, свободного от тяжких льгот советской страны. Пусть лживые приспособленцы будут пользоваться благами недостроенного коммунизма, а мы останемся в своей чистоте и здоровом цинизме… Никто не отнимет у нас этот саркастический взгляд… 40 – 50 лет назад так жили и чувствовали миллионы.
Что привлекает в этой простой прозе? Разговорный стиль – автор отказывается от фантазий, психологических глубин и работает как качественный журналист, создающий очерк на основе реальных событий. И в «Чемодане», и в других произведениях Довлатова отсутствие глубины – это способ художественности. Зачем лишнее философствование, если созданная картинка сможет сыграть самую необходимую музыку, напитать воображение читателя воздухом отлетевшей эпохи? Здесь нет ничего определенного и законченного, есть такая типичная позднесоветская двойственность: не преступление, а полукриминал, а также своеобразный полуромантизм (конечно, без пафоса), и околодиссидентство. Никакого литературного величия в довлатовских текстах искать не стоит.
Довлатов категорически не хочет подниматься над временем и нравственной ситуацией. Это всегда угнетает его оппонентов и радует сторонников мироощущения, которое я бы назвал патологической антисоветской честностью. Никакой дидактики! В этом мире нельзя оставаться чистым. Герой Довлатова (напомню, что он автобиографичен) – нерадивый студент филфака, которому не дано получить диплом о профессиональном образовании. Постоянно хочется денег, и вот уже возникает достаточно успешная связка с фарцовщиком Фредом. За спиной армейская служба, и герою пришлось быть охранником во внутренних войсках. В трудные дни необходимо стать членом бригады камнерезов, чтобы к сроку фигура Ломоносова украсила станцию метро. Конечно, была и карьера не слишком успешного журналиста, мыкавшегося по многотиражкам. Всегда много случайных встреч с мужчинами и женщинами. Однажды пришлось побеседовать с офицером КГБ и стать временным осведомителем после встреч с подозрительным шведом. Конечно, Довлатов подкупает тем, что ничего не стесняется, ничего не скрывает.
Бородатый мужик огромного роста шляется по заштатным газетам, официальным журналам, по кабакам и случайным местам работы. Везде он – не дома, всегда он – на грани. При этом нет ни трагического конфликта, ни какого-то предела, за которым начнется иная жизнь. Внутреннее бурчание, бессловесное негодование и компромисс – вот тот удивительный набор, который отличал советского интеллигента, ощущавшего себя оппозиционером. Довлатов показал это честно: не люблю систему, но всегда могу как-то устроиться в системе…
Меня же интересует другое. Три мотива в повести «Чемодан» нуждаются в нашем приближении. Во-первых, вещи. Как же много места в сознании советского человека занимали пустые полки промтоварных магазинов и богатые лотки толкучек-барахолок! Вещь – не просто одежда, а священный предмет, который не рушится при стирке, не испытывает естественного старения, являясь знаком личности, символом успеха! Вот креповые финские носки, с которых начинается карьера Довлатова-фарцовщика. Цена для носков немыслимая, но утро заставляет впасть в отчаяние: советская промышленность наштамповала столько пар, что цена финских образцов упала до стандартной.
Довлатов-герой, присутствуя на открытии станции метрополитена, внимательно наблюдает за слегка расслабившимся мэром и тихо-тихо (как последний шалопай!) подвигает к себе его полуботинки, унося их в портфеле. У фактурного героя-журналиста нет приличного костюма, а ведь ему часто оказывают сомнительную честь: представлять газету на статусных похоронах! Только случай с пишущим шведом, попавшим в объектив госбезопасности, подарил Довлатову двубортный костюм, сшитый в одной из стран социалистического лагеря. Офицерский ремень, куртка Фернана Леже, поплиновая рубашка, зимняя шапка, шоферские перчатки – не просто эпизодические предметы одежды, но названия глав. Ключи для освоения советского мира, его чрезмерного материализма, возможно, понятного и нам, если мы представим полки современных супермаркетов воинствующе пустыми.
Итак, во-первых, вещи. Во-вторых, водка – еще один лейтмотив советского интеллигента. В «Чемодане» речь идет не просто об алкоголе – о совершенно специальной советской сакральности: чтобы действительность была переносима, чтобы абсурд окружающей социальности не разбил все вокруг, необходимо постоянное смазывание действительности ради ее переносимости. «Лихачев выпивал ежедневно, а Цыпин страдал хроническими запоями. Что не мешало Лихачеву изредка запивать, а Цыпину опохмеляться при каждом удобном случае», – подобной мудрости в «Чемодане» море. «Я пью только вечером… Не раньше часу дня…» – говорит редактор газеты Безуглов. Транспортировка зэка не помешала охранникам напиться, впасть одному из них в грязное безумие. Заключенному пришлось урезонивать тех, кто обязан был действовать совсем иначе. Запоминается портфель, в котором помещалось 16 бутылок «Столичной». Запоминается главный герой, которого водочные приключения находят то «согласно», то «вопреки».
«Всю сознательную жизнь меня инстинктивно тянуло к ущербным людям – беднякам, хулиганам, начинающим поэтам. Тысячу раз я заводил приличную компанию, и все неудачно. Только в обществе дикарей, шизофреников и подонков я чувствовал себя уверенно», – признается герой, очерчивая главный круг «Чемодана». Что ж, в этом есть русская традиция – поворачивать литературную камеру в сторону тех, кто проигрывает или уже проиграл. Нос к носу с абсурдом – одна из мировоззренческих позиций Довлатова. Благополучный сын знаменитого актера Черкасова ему явно не интересен.
Третий мотив – любовь. В день выборов в квартиру Довлатовых зашла девушка-агитатор Елена Борисовна. Целый день провели вместе, забыв о гражданских обязанностях. Ночь только подтвердила прекрасное забвение. Впереди многолетняя совместная жизнь, рождение дочери Кати. Но автор делает акцент на другом: «Это безумие – жить с мужчиной, который не уходит только потому, что ленится», – слова Елены. Герой не отстает: «…20 лет взаимной обособленности и равнодушия к жизни». Никакого пафоса! Страх перед возможной сентиментальностью, неприятие высоких узоров, вынашивание персонального одиночества. «Моя жена уверена, что супружеские обязанности – это, прежде всего, трезвость», – резко шутит Довлатов-герой, всегда убегающий от драмы в фарс. Покончила с собой затравленная машинистка Раиса, но день ее памяти оборачивается безобразным скандалом и продолжается, как всегда, удалой пьянкой.
Не думаю, что Довлатов – диссидент. Обыкновенный советский человек, протащивший себя по всем кругам социально-психологического ада. Вроде бы на Западе расцвел… На деле остался таким же неприкаянным. Умер в 48 лет, в 1990 году. На пороге времени, которое пожелало сделать его знаменитым.
Цитаты
Я убедился, что порабощенные страны выглядят одинаково. Все разоренные народы – близнецы.
Я знаю, что свобода – философское понятие. Меня это не интересует. Ведь рабы не интересуются философией. Идти куда хочешь – вот что такое свобода!
Я думаю, у любви вообще нет размеров. Есть только – да или нет.
Ну, хорошо, съем я в жизни две тысячи котлет. Изношу 25 темно-серых костюмов. Перелистаю 700 номеров журнала «Огонек». И все? И сдохну, не поцарапав земной коры?.. Уж лучше жить минуту, но по-человечески!
Когда человек влюблен и у него долги, то предметом разговора становится его моральный облик.
Алексей ТАТАРИНОВ.
