На этот раз предлагаем познакомиться с хутором Танцура-Крамаренко Тимашевского района. Его больше знают как Тополи, но он все время оставался Танцура-Крамаренко.
Хай буде
Только об истории названия этого хутора можно написать целую книгу. В ней бы нашли свое место и сугубо энциклопедическая часть, и характер жителей, сумевших сохранить «царское» название в 20-х годах, и неумелая попытка идти в ногу с соцреализмом, и восстановление исторической справедливости. Постараюсь ничего не упустить в кратком экскурсе.
После 1869 года, когда было издано Положение о назначении казакам земельных наделов в потомственное владение взамен пожизненных пенсий, на берегу речки Кирпили получили свои участки казаки, особо отличившиеся в Крымской войне: полковник Коласов, сотник Прохорович, хорунжие Петр Танцура и Иван Крамаренко. Хутора последних находились неподалеку и вскоре срослись дворами. Так и появилось название, объединившее фамилии двух хорунжих навеки.
Шли годы, хутор рос. Затем была Гражданская война и установление Советской власти. В 20-х годах пошла мода на переименование. Собрали жителей комиссары и спрашивают, можно ли оставить прежнее название или оно старорежимное? Подумали люди и постановили: «Хай буде Танцура- Крамаренко, бо воны булы красные командиры». Кто-то может тут увидеть безграмотность, но мне так и видится хитрый прищур и спрятанная в усах казаков улыбка, когда они объявляли свое решение приезжим реформаторам. Дальше краеведы разъяснили, что в то время на стороне Красной Армии сражалось немало однофамильцев хорунжих-основателей, и это могло быть аргументом в пользу старого названия. Наверняка так и есть. Но оттого мое восхищение хуторянами 20-х только больше – это ж надо так умело воспользоваться моментом.
В 50-м, во время кампании по объединению колхозов, окрестные хозяйства слили в один, имени Ворошилова. Центральная усадьба разместилась в Танцуре-Крамаренко. Тогда же и разглядели советские начальники крамолу в названии. На общем собрании решили переименовать хутор в Тополи. Маленькое замечание: неподалеку есть такой населенный пункт, и было решено, так сказать, расширить его название. Постановили, поменяли табличку на въезде и… все. Крайисполком не утвердил решения местных властей, так как хутор Тополи и Танцура-Крамаренко не срослись, а потому не могут считаться одной административной единицей. Так и повелось: дорожные знаки и название на въезде – Тополи, а на картах – Танцура-Крамаренко. Поистине, удивительная стойкость. Точка была поставлена только в нашем веке, когда историческое название признали официальным во всех инстанциях.
Листая старую тетрадь
Мы сидим во дворе Константина Гончаренко и пьем чай с ароматным медом. Константин Андреевич в свой 71 год бодр и радушен. Вся его жизнь связана с родным хутором, и огромную часть своей жизни он посвятил изучению его истории. А если разобраться, то Гончаренко настолько сросся с Танцурой-Крамаренко, что сам стал его частью.
– Первые мои яркие воспоминания связаны с войной. К нам она пришла, когда мне 7 лет стукнуло, – в августе 1942-го. Незадолго до прихода немцев у огородной бригады, которая была в конце нашей улицы, вырыли окоп зигзагообразной формы. Мы понаделали деревянных винтовок и давай в войнушку играть. А через неделю уже не до игр стало – оккупация.
Константин Гончаренко настолько четко запомнил детские ощущения об оккупации, что написал небольшую книжку. Вот некоторые выдержки.
«По хуторам открыли начальные школы. Я в этот год пошел в первый класс. Был уже подготовленным, умел читать по слогам. Любопытно было узнать, что написано в листовках… До половины февраля следующего года обучался по немецкой программе. Перед началом и окончанием занятий хором читали «Отче наш». Два раза в неделю приезжал из станицы (Тимашевской. – Прим. авт.) учитель украинского языка. В школе по-прежнему были советские учебники. Учительница заставила нас в букваре затушевать химическим карандашом слова: Москва, Ленин, Сталин. Их портреты заклеили листовками… Приехал инспектор образования. Распорядился портрет Сталина выбросить, а вместо него повесить портрет неизвестного человека. Как он сказал, это – освободитель Кубани Адольф Гитлер. Я маме дома сказал, что у нашего Сталина усы все равно больше. Она заплакала и пообещала меня наказать, если еще раз такое услышит…
В нашей хате было три комнаты с двумя раздельными входами. Комендант на ломаном русском языке сказал маме, что нам надо перебраться в одну из комнат, в двух других будет жить господин офицер… В отсутствие офицера его денщик Ганс спал на деревянном топчане, а осенью, когда еще не топили печь, грелся на солнышке у веранды. Иногда пиликал на губной гармошке, особенно когда получал письма из дома или рассматривал фотографии своих детей…
Осенью в одном из дворов на соседней улице немецкий солдат упал в колодец и утонул. Люди, боясь быть повешенными (за убийство солдата казнили 100 мирных жителей, за офицера – 150), отправили детей в соседние хутора к родственникам и знакомым. Но все обошлось. Приехавший из комендатуры офицер выяснил: немцы пили самогон, один из них захотел попить воды из ведра, стоявшего на срубе, поскользнулся и упал в колодец.
Куда делась надменность Ганса... Осенью, когда мама вскапывала огород под картошку, он любил, подходя к ней, брать в руки землю со словами: «Гут, гут», имея в виду, что скоро сбудется обещание Гебельса – каждый солдат получит участок земли. Теперь он молча сидел на своем диване и уже не играл на губной гармошке.
После обеда 10 февраля 1943 года немецкий офицер с Гансом уехали в Тимашевскую. Вернулись поздно вечером, собрали вещи. Немец сказал: «Завтра здесь будет русс Иван». По хутору началась беготня немецких солдат. Радости не было предела! Кончились полгода оккупации.
Утром поднялся рано, пошел на берег реки. К 10 часам на поле показалось большое серое пятно. Потом оно превратилось в колонну наших войск. У берега реки она остановилась. Началась переправа. Лошади скользили по льду, тогда вместо них впряглись наши солдаты. На противоположном берегу под лед провалилась пушка, ее позже вытащили лебедкой. Переправа закончилась. Наши красноармейцы, не останавливаясь, пошли вслед убегавшим немцам в сторону Старовеличковской.
На хуторе оставили несколько солдат ослабленных, больных, обмороженных, легко раненных. В основном это были азербайджанцы, почти не говорившие по-русски. Друг к другу обращались «юлдуз» (товарищ). В нашей хате поселили пятерых из них. Солдат подкармливали жители хутора, чем могли. Наш сосед принес полведра окуней. Мама их почистила, добавила кукурузной крупы, сварила жидкий суп. Хлеба у нас не было, замачивали кукурузное зерно и варили. Солдаты ели его и запивали рассолом из-под солений из бочки. Соли ведь тоже не было».
– Понимаете, тогда все так жили. Но соседи всегда старались друг другу помочь. Я помню, как сразу после оккупации женщинам приносили письма от мужей, датированные 41-м или 42-м годом, мол, жив и бью врага, а вместе с «треугольниками» «похоронки». Это была общая беда. У нас очень добрые и сострадательные люди. Думаю, это и есть, как говорят, «изюминка» нашего хутора.
С уходом немцев злоключения Константина Гончаренко не закончились. Его отец попал в плен, где, пробыв всего месяц, бежал к своим. Но его признали предателем и расстреляли перед строем (в 1996 году Андрей Константинович Гончаренко был реабилитирован). Жену «врага народа» вместе с сыном выслали в Казахстан на долгих пять лет. Лишь эти годы Константин Андреевич и не жил на родном хуторе.
Читая печатные листки книжки, не могу избавиться от ощущения нереальности. Вот я сижу под густым виноградником, жужжат пчелы, тенькает какая-то птичка – благодать. А в руках спокойное повествование о страшном времени, через которое пришлось пройти моему собеседнику и его землякам. Но, подняв глаза, я вижу только немного застенчивую улыбку Константина Андреевича.
Земля обетованная
Под впечатлением выхожу прогуляться по хутору. Пытаюсь придать своему взгляду критичности, но не получается. Ухоженные дворы, чистые улицы. Со мной здоровается ватага младшеклассников и со смехом срывается, словно стая воробьев, по своим важным делам. Непривычно, но очень приятно. Постепенно сам начинаю здороваться с незнакомыми мне людьми. Все отвечают. Подхожу к воротам одного из дворов и зову хозяйку. Женщина средних лет, представившаяся Светой, подробно объясняет, как пройти к сельсовету:
– Только их там нет сейчас. Они в парке, на субботнике. Слышите, траву косят? Вот на звук и идите.
Жужжание задает направление, но мне почему-то не хочется спешить. Ноги, привыкшие в городе перемещаться в темпе аллегро, здесь живут своей жизнью и замедляют ход. В Танцуре-Крамаренко хочется дышать и просто смотреть, а не бежать.
Прямо в центре хутора дорога делает изгиб вокруг рощи. Звук электрокосы становится отчетливее до навязчивости. Среди деревьев мелькают редкие женские фигуры.
Наталья Отиско, глава Дербентского сельского поселения, куда входит Танцура-Крамаренко, руками в нитяных перчатках отбрасывает прядь со лба:
– Видите, незапланированный субботник получился. У нас свет в администрации выключили, а чего без дела сидеть. Вот и вышли в парке порядок навести. Все чиновники здесь, – смеется Наталья Александровна.
Отряд, надо признать, невелик – насчитал девять женщин.
– А мужчин нет?
– Вон один траву косит. Мы его бережем как зеницу ока.
В это время женщины топорами рубят поросль и тащат огромные ветки на кучу.
– С нашим Константином Андреевичем встречались? А вы знаете, что он нам флаг и герб поселения разработал? Мы теперь не хуже города, – улыбается Наталья Александровна. – А что касается хутора, так любим мы его, что еще сказать? Проблемы, конечно, как и везде, есть, но так их решать же надо. Вот мы в силу своих возможностей и стараемся. А теперь, извините, я пойду. От девчат неудобно – они работают, а я разговариваю.
Дальнейшая экскурсия по Танцуре-Крамаренко не развеяла мое идиллическое настроение. Да, где-то требуется починить дорогу, привести в порядок кусок тротуара, но в целом хутор очень ухоженный. Особое впечатление – от Дома культуры, который, кстати, в прошлом году победил в краевом конкурсе «Семейная фотолетопись» среди 44 районов края и получил диплом первой степени. Поверьте, я немало повидал сельских центров досуга, как сейчас принято их называть, и сразу могу сказать, что в Танцуре-Крамаренко это действительно центр жизни – любимый и оберегаемый.
А скоро здесь появится еще и церковь. По инициативе местного фермера Сергея Черных и при его огромном финансовом участии идет строительство храма в честь Рождества Пророка и Предтечи Господня Иоанна.
Не проезжайте мимо
Несясь по трассам, мы пролетаем мимо табличек с названиями маленьких населенных пунктов, обращая внимание лишь на цвет знака – надо ли снижать скорость до 60 км в час. А тем временем на этих хуторах и в поселках живут люди. Со своими бедами и радостями. Добрые и не очень. Веселые и грустные. Разные. И каждый поселочек имеет свою атмосферу, которую вдохнули в него жители. В Танцуре-Крамаренко это очень легкий воздух с ароматом сирени и речной свежести. Притормозите. Подышите.
Фото Юрия ХОДЗИЦКОГО
