Она родилась в театральной семье. Ее отец был главным режиссером Адыгейского драматического театра, мать — ведущей актрисой. А Лия сначала не прошла по конкурсу на журфак МГУ, потом поступила в Московский институт цветных металлов, через полгода бросила его и вернулась в Майкоп. Потом опять Москва. Училась в ГИТИСе. Еще студенткой начала играть в спектаклях Московского ТЮЗа, затем 16 лет проработала там, играя поросят, птичек, зайчиков… И вот уже 35 лет работает в театре «Современник».
Кинокарьера Лии Ахеджаковой сложилась, можно сказать, счастливо. Десятки ролей, сыгранных в фильмах лучших отечественных режиссеров (и прежде всего у Эльдара Рязанова), принесли ей славу, сделали любимой актрисой нескольких зрительских поколений. В театре же, где она служит, ее актерская судьба не столь безоблачна. Сегодня у Ахеджаковой премьеры случаются только «на стороне» — в антрепризных проектах; в Театре наций, где она играет в спектакле Андрея Могучего «Circo Ambulante»; в Школе драматического искусства, где с ее участием Дмитрий Крымов осуществил постановку «Как вам это понравится, или Сон в летнюю ночь» по Шекспиру… В родном же «Современнике» Ахеджакова сыграла не так уж много значительных ролей. Поэтому она очень по-своему понимает, что такое актерский успех. Говорит: «Успех — это востребованность».
- Неужели вы считаете себя неуспешным человеком?
- В этом смысле — да. Потому что какой-то маленький творческий успех у меня чаще всего чередуется с годами невостребованности. У меня в театре бывали простои длиною в пять-шесть лет. За все это время — ни одной главной роли. Но бывали периоды и огромной загруженности. «Квартира Коломбины», «Трудные люди», «Стена», «Крутой маршрут», «Мелкий бес»… Это было время, когда я еще не то чтобы не постарела, но находилась в том возрасте, когда актриса востребована. И в кино тогда тоже активно снималась. А вот между спектаклями «Спешите делать добро» и «Квартира Коломбины» был огромный простой.
- До прихода в «Современник» вы работали в ТЮЗе. Там вы, на ваш взгляд, тоже были не очень востребованы?
- Там была абсолютная невостребованность. Стопроцентная. Вплоть до того, что я играла куриные ноги. У Бабы-Яги была, как известно, избушка на курьих ножках. Так вот эти ноги я играла. Представляете, у тебя даже тела нет, у тебя только ноги куриные. Ну, еще третьим составом — средний поросенок Наф-Наф.
- Работая в ТЮЗе, вы себя ощущали серьезной, глубокой актрисой?
- Ощущала. Но играла куриные ноги.
- Режиссеры не воспринимали вас как актрису, способную на большее?
- Наверное, не воспринимали.
- И вам захотелось уйти из ТЮЗа?
- Да, я поняла, что мне это необходимо. Пришла к Анатолию Васильевичу Эфросу, который тогда работал в Театре на Малой Бронной. Говорю: «Возьмите меня». Он сказал, что поговорит с главным режиссером Дунаевым. Я встретилась с Дунаевым, и он мне сказал: «Вы травести. Держитесь за это амплуа руками и ногами. Вы должны работать в ТЮЗе до пенсии. Я вас не возьму, потому что я вам добра желаю». Я это пересказала Анатолию Васильевичу. Он расстроился и сказал: «Ну, тогда вам придется идти в «Современник». Там вас точно возьмут». Я нашла Валеру Фокина, который в ту пору был молодым режиссером «Современника», и он привел меня в этот театр. Я тогда еще условия ставила, представляете? Никому не нужная артистка, невостребованная даже в ТЮЗе, ставит условия главному режиссеру театра «Современник Галине Борисовне Волчек. Правда, я к тому времени уже успела у Рязанова сняться в «Иронии судьбы».
- Насколько я знаю, вы не хотели сниматься в роли соседки главной героини.
- Не хотела. Роль маленькая, и мне казалось, здесь нечего играть. Тем не менее, поехала на встречу с Эльдаром Александровичем. Сказала ему: «Эльдар Александрович, я не хочу сниматься в этой роли. Я вас обожаю, но я хочу дождаться, когда вы напишите для меня роль». Он ответил: «Лучше сняться у хорошего режиссера в крошечной роли, чем в главной у какого-нибудь…» Уговорил. А дальше уже написал для меня «Гараж», потом были «Служебный роман», «О бедном гусаре замолвите слово», «Небеса обетованные», «Старые клячи»…
- Что такое успех, по-вашему?
- Я думаю, что это востребованность. Женский успех — это востребованность женщины мужчинами. Актерский успех — это востребованность театром, кинематографом.
- Что для вас мерило успеха? Популярность — это мерило?
- Нет.
- А получить звание?
- Нет. Оно зависит от того, как к тебе относятся в театре или в кино. Если к тебе очень хорошо относятся, получишь звание. А если плохо — ищи знакомства в другом месте.
- Успех у публики — показатель успеха?
- Нет. Иногда очень дурной артист, такой, знаете, комикующий, не брезгующий никакими средствами, чтобы понравиться, имеет феноменальный успех у зрителей.
- У вас бывали ситуации, когда вы чувствовали, что зрительский успех есть, но вы испытывали неудовлетворенность?
- Да, конечно. Мне не хочется называть этот спектакль.
- Это в «Современнике» было?
- Не скажу, где. Я же еще очень много в антрепризе играю.
- Как вы, кстати, относитесь к антрепризе?
- Это счастье, что существуют частные проекты, где ты можешь сыграть то, что хочешь. И объехать с этим спектаклем весь мир. И быть материально независимой. Вот у меня есть замечательный продюсер Фима Спектор. Он предан мне как актрисе. И свою преданность выражает тем, что как только у меня период безделья, невостребованности, он моментально затевает проект.
- Какую роль в вашей актерской судьбе играли случай, везение?
- Не могу сказать, что мне постоянно везло, но везение случалось. Главным везением стала, наверное, роль в «Иронии судьбы», после которой моя актерская судьба переменилась. Да и вообще актер — профессия зависимая, в ней от воли случая многое зависит. Вот звонит мне вдруг Кирилл Серебренников и говорит: «А вы не хотели бы сыграть в моем спектакле «Изображая жертву»? Я говорю: «Какую роль?» Он говорит: «Ту роль, которую сейчас Алла Покровская играет». Я говорю: «Нет, нет, что вы! Она моя любимая подруга, я ее обожаю, что же я такие подставы буду делать?» Он говорит: «Я берусь это уладить. Она широкий человек, она разрешит. Мне вы нужны. Я несколько актеров меняю». Потом Кирилл снял фильм по этой же пьесе, и я уже в фильме сыграла свою роль.
- Что еще может заставить вас отказаться от роли?
- В репертуарном театре актер практически лишен такой возможности. Хотя бывают обстоятельства, когда ты просто должен сказать «нет».
- У вас так бывало?
- Бывало. У меня дивная роль была - Варвара в «Мелком Бесе». Но когда Роман Виктюк, режиссер этого спектакля, попросил меня в одной из сцен раздеться догола, я сказала: «Ни за что. Не могу. Даже откажусь от роли».
- Он требовал?
- Требовал. Но я выстояла. Хотя если бы я сидела в зале и какая-то актриса на сцене разделась догола, я бы считала, что это правильно для этой роли и для этого спектакля. Но я не могу.
- Вы где-то сказали, что вам доставалось от критики. Неужели доставалось? За что?
- За все. Почти за каждую работу. Я не помню ни одного спектакля, за который не получила бы выволочку. Когда я еще в ТЮЗе работала, появилась рецензия, где обо мне было написано: «На сцену вышла кривоногая…» Это какой-то ужас. Мне даже не хочется перечислять все эти гадости. Вот одна газета написала, что я испортила фильм «Изображая жертву», а Марк Захаров во всеуслышание заявил то же самое по телевизору. Марк Анатольевич сказал, что замечательный фильм получился у Кирилла Серебренникова, но зачем режиссеру потребовалось занимать в этом фильме комедийную актрису. Мол, получился вставной номер. Я так расстроилась. Я обожаю Марка Анатольевича. Мы как-то с ним взаимно приятны друг другу. Но я не понимаю, зачем он на всю страну сказал такую вещь. За «Персидскую сирень» мне тоже от критики крепко досталось. А уж чего мы с Богданом Селиверстовичем (Ступкой. — В.В.) наслушались, когда вышел наш спектакль «Старосветская любовь»! За «Селестину» я тоже много чего наполучала. А про Колю Коляду было написано, что он будет гореть на том свете в адском огне за эту пьесу. Коля плакал.
- А если критики похвалили спектакль. Это для вас показатель успеха?
- Это относительная поддержка. Такая же относительная поддержка исходит от публики, если та принимает спектакль. Но мне еще важно, что скажут друзья. Когда мои друзья пришли на «Фигаро», а потом стали сильно его ругать, мне захотелось не играть больше этот спекаткль. Хотя я знала, что Женя Миронов на премьере еще не набрал высоту, да и многие актеры, и я в том числе, еще только осваивались в своих ролях.
- Трудно играть в присутствии критиков? Их ведь перед премьерой обычно приглашают на генеральный прогон. И вот сидят они, профессиональные оценщики…
- Ужасная аура. Вообще первые спектакли — это коту под хвост. Первый блин комом обязательно. Потому что ты еще сам не знаешь, что ты сделал. Ты еще не взлетел. И чтобы взлететь, надо проверить эти крылья. Может, с такими крыльями ты и летать-то не можешь. А бывает, друзья за спиной перешептываются или прямо говорят: «Извини, но это очень плохо». И тогда появляется отвращение к роли. В лучшем случае она становится для тебя «больным ребенком», которого надо лечить, выхаживать, поднимать на ноги. Причем, нередко ты понимаешь, что все это напрасно, что «больному» нельзя помочь — он безнадежен. Но если есть внутренняя уверенность в своих силах, появляется надежда: прорвусь! Тогда наплевать на страхи, на сомнения, тогда становится весело и интересно работать. А успех, неуспех — это потом.
- Вы можете программировать свой успех?
- Нет. Хотя есть люди, которые это умеют.
- А бывает предчувствие успеха?
- Это предчувствие всегда приносит облом. Когда с нетерпением ждешь успеха, наверняка будет облом. Надо работать и не думать об успехе. Пусть об этом думают продюсеры, режиссеры. Они должны правильно провести кастинг. От этого зависит все. Я видела «Чайку» у Люка Бонди. Это великий спектакль. Я такого Чехова никогда нигде больше не видела. Залогом успеха этого спектакля стал правильный кастинг - то, как режиссер подобрал актерскую команду и кому какие роли доверил. Посмотрев этот спектакль, я впервые поняла, что такое правильный, беспроигрышный кастинг. А вообще успех — это такая метафизика… Может быть, его надо заслужить всей своей предыдущей жизнью. Может быть, надо выстрадать. Даже крупными неудачами.
- Вам приходилось ощущать себя заложницей собственного успеха?
- Нет, я не заложница и не раб своего успеха. Но у меня другие страхи и опасения. Я, например, боюсь окунуться во вчерашний день.
- В каком смысле?
- Боюсь принести на хвосте вирус устаревшего, отмирающего.
- С точки зрения театральной формы?
- Да, манеры игры, приемов раскрытия образа.
- Вы сожалеете о ролях, которые не удалось сыграть?
- Да. Я, например, никогда Чехова не играла. Мне Эймунтас Някрошюс предлагал Шарлотту в «Вишневом саде», а сыграла эту роль другая актриса. Потому что она была продюсером этого спектакля. А Някрошюс замечательный режиссер. Тонкий, нежный. Я его обожаю. Его «Фауст» — это что-то потрясающее. Я после тяжелейшей репетиции нашла в себе силы поехать и посмотреть этот спектакль. Это такая красота, это так пронзительно! Другое актерское существование. Обидно, что не удалось сыграть Шарлотту у Някрошюса. И вот так постоянно. Как только я что-нибудь себе намечаю — все, тогда уж точно никогда это не сыграю.
- Загадывать нельзя?
- Нельзя. Роли должны сваливаться как подарок. Вот так роль Варвары в «Мелком бесе» свалилась на меня. А гоголевскую Пульхерию Ивановну я лелеяла много лет. И сыграла. Спектакль вышел под названием «Старосветская любовь». Загадывать что-то заранее, может, и не стоит, но как сладко!
текст: Валерий Выжутович
