«Небо — моя самая большая любовь»
Когда-то имя этой знаменитой, поистине легендарной женщины было на слуху во всем Советском Союзе. Да что там в Союзе, наверное, не было
ни одной страны мира, где бы ее не знали.
Ее именем родители называли своих дочерей. В прессе многочисленные упоминания о ней неизменно сопровождались словами «первая» и «единственная». Первая женщина-инструктор полетов. летчик-испытатель, первой в мире преодолевшая звуковой барьер на истребителе МиГ-21,
и единственная установившая 101 мировой и 126 всесоюзных рекордов в небе. Единственная женщина, пилотировавшая знаменитый «Антей», —
самый большой в то время самолет в мире Ан-22. Она налетала 5 600 часов, освоила более 40 типов самолетов и вертолетов.
Каких только эпитетов не употребляли о отношению к ней иностранные журналисты! Самые громкие из них — «Мисс МиГ-21» и «Богиня русского неба». Одно лишь упоминание ее многочисленных титулов, регалий и званий, пожалуй, займет добрую четверть газетной полосы. Впрочем, хватит интриг. Сегодня в гостях у «КН» Герой Социалистического Труда, военный летчик-испытатель первого класса, инженер-полковник авиации Марина Попович.
— Марина Лаврентьевна, давайте пробежимся по вашему босоногому детству, когда вы еще не были легендой советской авиации, а были просто Маринкой Васильевой.
— Да, действительно, детство было босоногим. Только не Васильевой, а Коровиной.
— Не понял... Все источники называют фамилию Васильева в качестве вашей девичьей.
— Это очень интересная история. Чуть позже я вам ее расскажу. Родилась я в городе Вележ Смоленской области. В нашей семье было четверо детей, я самая старшая. Папа был скрипачом, но еще работал в колхозе, гонял по Двине плоты в Ригу. Война меня застала совсем маленькой девчонкой. С пяти лет я уже умела играть на цимбалах. Когда ребят во всей округе провожали в армию, папа брал меня с собой, и мы вчетвером, два музыканта — баянист и аккордеонист, папа — на скрипке и я — на цимбалах, играли на проводах.
— Война тогда уже началась?
— Нет, что вы! Это было раньше. Когда началась война, через месяц-два фашисты уже были в Вележе. Они сначала заняли Витебск, а это от нас в 20 километрах. А потом и у нас началась оккупация. Я вам скажу, это был настоящий ад. Помню до сих пор, как мы убегали от танков и мотоциклистов. Бежали через рожь, через поля, а они на мотоциклах догоняли людей и расстреливали. Мы поняли, что бежать уже некуда, и вернулись домой. Вы не представляете, сколько зла эти изверги тогда наделали. Когда фашисты повесили учителя Нила Егоровича Сорокина — самого святого для нас человека, мальчишки двенадцати-тринадцати лет начали им мстить. Они подрывали поезда. Один парнишка, о нем потом писал Василий Песков (рассказ «Семен Семеныч», а этому Семену было тогда всего десять лет), взорвал цистерны с горючим прямо на железнодорожном мосту.
— Как удалось выбраться из этого ада?
— Фашисты тогда сильно лютовали, это ведь были первые месяцы оккупации, и они не ожидали такого отпора. Мальчишки уходили в партизаны, часто становились подрывниками. После очередного крупного взрыва гитлеровцы решили сжечь все село, где мы тогда жили. Партизаны как-то узнали об этом и ночью на подводах нас всех вывезли в лес. Потом отправили в эвакуацию в Новосибирскую область.
— Не тогда ли у вас появилась мечта летать?
— Да, эта мечта именно из детства. Однажды во время оккупации на моих глазах несколько «мессеров» бросились на наш «ястребок» и сбили его. А потом еще и потешались, сволочи: кружили вокруг и расстреливали спускавшегося на парашюте летчика. Вот тогда я и дала себе клятву: подрасту и обязательно буду летать!
— Так что за история с фамилией? Это как-то связано с войной?
— Каким-то образом да. Фамилия Васильев у моего папы была как бы «приемной». Когда началась вой-на, с первых ее дней отец вместе со своими друзьями-музыкантами — баянистом и аккордеонистом — ушли на фронт и воевали в одной части. Тогда они поклялись: кто первый погибнет, того фамилию возьмут себе остальные двое. В одном из боев на переправе через Днепр под взрыв попал баянист Васильев. Его сильно ранило, разворотило весь живот. Он был без сознания, когда его закинули в первую же попутную машину, уходящую в тыл. Отец со вторым товарищем пришли тогда к замполиту и, объяснив ситуацию, попросили поменять их фамилии на Васильев. Так мой отец и его товарищ стали Васильевы. Уже потом, после войны, когда я летала, установила свои первые рекорды и стала известной, я приехала в Вележ. Ко мне подошел мужчина и спросил: «Как ваша фамилия?» Я ему ответила: «Васильева». А он мне говорит: «Марина, ваша настоящая фамилия Коровина, а Васильев — моя. Меня тогда, в сорок первом, почти убило, но я выжил». И поведал вот эту самую историю.
— Значит, изначально вы Марина Коровина?
— Да. Родители в шутку фамилию произносили ласково и называли меня Коровкиной.
— Марина Лаврентьевна, а известные русские живописцы братья Сергей и Константин Коровины вам, часом, не родственниками доводятся?
— Вы знаете, хорошо помню из детства, что у нас была какая-то картина, которую почему-то всегда прятали. Уже потом я узнала, что это была картина художника Константина Коровина. Он раньше жил в 40 километрах от нас и доводился нам каким-то родственником. Потом, кажется, в 20-х годах, он эмигрировал из России и жил где-то за рубежом.
— Это же очень известные художники. Какое у вас, однако, крутое генеалогическое древо и какие знаменитые предки!
— Так вот же … Если бы знала раньше, везде бы этим козыряла (смеется). А еще я года себе добавляла. Раньше добавляла, а теперь вот благополучно убавляю...
— Когда женщины убавляют года — я понимаю, но зачем прибавляли-то?
— Когда меня брали летать, к нам приехал генерал Каманин. Он спросил меня: «Васильева, сколько вам лет?». Я ответила: «Двадцать один». А он говорит: «Ох, врешь! От силы шестнадцать...» Но молодец — принял. Мы уже потом с ним встречались, вспоминали и смеялись...
— А что за история произошла у вас с Ворошиловым?
— Сейчас расскажу. С первого раза в аэроклуб меня не приняли — слишком маленького росточка была. Чтобы хоть немножко подрасти, к ногам привязывала «кошки». Цеплялась ими за перекладину турника и каждое утро в течение года с гирями в руках висела вниз головой.
— Откуда взялась такая интересная методика?
— Где-то прочитала, что Ференц Лист писал музыку для двух октав, и чтобы исполнять произведение на фортепиано сразу в двух октавах, при помощи гирь вытягивал себе пальцы. Вот и я решила попробовать.
— Получилось?
— Наверное, да. За год с одного метра 55 сантиметров подросла до метра 58. Со второго раза поступила в аэроклуб, закончила его. Когда стала летчиком-спортсменом и уже летала в строю, вдруг узнала, что в профессионалы женщин не берут. Я тогда, не будь дурой, из Новосибирска поехала в Москву. Нашла приемную Ворошилова — она тогда находилась в подвале здания напротив библиотеки Ленина — и стала рваться к нему на прием. Естественно, меня даже на дух не пустили. Проходит день, второй, третий — никакого результата. Я ночевала в парке, в гостинице ведь дорого. На третью ночь какой-то гад, пока я спала, ножницами хотел отрезать мне косу. Всю не удалось, но половины как не бывало. Это меня и подстегнуло. Утром опять пришла в приемную. Мои документы как лежали, так и лежат на столе у одного из помощников Ворошилова. Я ему и говорю: «Если сейчас не добьюсь приема у Климента Ефремовича, пойду в газету «Правда» и расскажу, какие бюрократы сидят в приемной у товарища Ворошилова». Уж не знаю, что помогло. То ли он испугался, а может, ему просто жалко меня стало, но через полчаса я уже была в кабинете Ворошилова. Он меня спросил: «Что у вас?» Отвечаю: «Климент Ефремович, я летчица и хочу летать, а меня не берут». А он мне: «Голубушка, летайте себе на здоровье в ДОСААФе». Я ему в ответ: «Я там уже три года летаю, а хочу быть профессионалом, — и, набравшись наглости, добавляю: — А в войну, между прочим, было три женских авиаполка». Он рассмеялся и сказал: «Знаю, знаю прекрасно. Вот настырная! Ладно, летай на здоровье, прославляй нашу Родину. Будешь прославлять?» Я ему: «Буду!» Он написал на моем заявлении Каманину: «Если есть способности, направить в училище». Тот назначил проверяющих, которые испытали меня и одобрили мое стремление. Так я стала курсантом летно-технической школы ДОСААФ в Саранске. Окончив ее с отличием, осталась там же летчиком-инструктором. Потом была летчиком-испытателем в ГК НИИ ВВС им. В. Чкалова. Затем испытывала авиационную технику в КБ Антонова. Короче, летала...
— Я где-то читал, что вас представляли к званию Героя Советского Союза. Это правда?
— Да. Когда меня представили к награде, главнокомандующий ВВС Кутахов сказал: «Бабы летают! Вы что там, с ума посходили? Убрать!» —
и вычеркнул мою фамилию из списка...
— Слышал, что вы чуть не погибли. Вас вытаскивали из горящего «МиГа»...
— На взлете у меня отказал форсаж двигателя «МиГ-21». У этого самолета маленькое крыло. Тяга уменьшилась, а створки сопла остались открытыми. Самолет упал на взлете, фонарь заклинило. Спасло чудо: фонарь удалось разбить, меня вытащили из горящего самолета. Сначала я даже не испугалась, а вот ночью, вспоминая случившееся, ощутила настоящий ужас. Оклемалась только через три дня и снова приступила к испытательным полетам.
— Нескромный вопрос: почему распался ваш почти тридцатилетний брак с космонавтом № 4 Павлом Поповичем?
— Он очень хороший человек, но у нас не все было гладко. Мы часто разлучались, я подолгу работала в другом городе. Но мы сразу договорились, что не будем мешать друг другу летать. И радовались, и страдали вместе. Когда Павел ушел, я отнеслась к этому спокойно: «Он меня потерял, не сумел оценить». Сейчас рядом со мной любимый мужчина. В Борисе Александровиче (генерал-майор авиации Жихорев летал на Су-24, служил заместителем начальника штаба ВВС Сухопутных войск, сейчас заместитель председателя Центрального совета Союза советских офицеров, председатель Московской областной организации ССО, — Авт.) я нашла родственную душу. Мы с ним даже совместный поэтический сборник выпустили, который называется «Наедине с небесами».
— Сейчас уже мало кто знает, что в свое время вы проходили медицинский отбор для полетов в космос. Почему не полетели? Не обидно сегодня, что на месте первой в мире женщины-космонавта Терешковой могла ведь быть Марина Попович?
— Да, проходила. Все 40 дней — до конца. Первоначально было шесть тысяч мужчин со всего Советского Союза. Из них осталось 300. Потом из этих трехсот остались двадцать. Это первый состав космонавтов. Был интересный случай с Витей Горбатко. На отборе ему сказали: «Напиши формулу бинома Ньютона». Он ответил: «Я не знаю, как ее писать. Нас отбирали по здоровью, а не по формулам». А когда встал вопрос о полете женщины в космос, отобрали 200 человек со всей страны. Из них остались только восемь, в том числе и я. «Рубили» нас на отборе нещадно. Кстати, у Валентины Терешковой была щитовидка, но она все равно прошла... А почему я не полетела? Только потому, что у меня тогда уже была дочь. Ко мне пришли и сказали напрямую: «У вас маленький ребенок, и мы вас не возьмем. Будем искать для полета незамужнюю женщину». Так что не удалось мне слетать в космос. А насчет обиды... Нет, не обидно. Я не считаю свою жизнь неудачной. Конечно, полеты в космос — это интересно! Но эти люди слетают раз-другой, а все остальное время — тренировки и подготовка. А на моем счету тридцать летных лет, и я каждый день была за штурвалом самолета.
— А правда, что Валентина Терешкова не выполнила своего полетного задания?
— Вы знаете, мы хоть и проходили медицинский отбор для полетов в космос, но долгое время женщин вообще не хотели туда пускать. Терешкова все-таки полетела и не до конца выполнила полетное задание. Тогда Королев сказал: «Пока я жив, женщина в космос больше не полетит». После нее слабый пол лет двадцать не летал. Потом полетела Светлана Савицкая, а затем Елена Кондакова. Кстати, очень сильная женщина. Она отправилась в космос через два года после родов, пролетала более 140 суток и все испытания прошла на «отлично».
— Знаю, что, кроме летного дела, вы занимались литературой, писали замечательные стихи. Что, на ваш взгляд, легче — летать или писать?
— Я и сейчас занимаюсь творчеством. Правда, стихов уже не пишу. А произошло это от зависти людской, ведь она материальна. Я потеряла поэтическую способность видения мира. Написала 15 книг. И однозначно не скажешь, что труднее. С одной стороны, писать вроде легче — это не грозит ни опасностью, ни смертью. Тут можно раздумывать, отвлекаться. А с другой стороны — сложнее.
— Чем вы еще увлекаетесь?
— Много чем. Мне вообще все интересно. Например, занималась поисками снежного человека. Меня волнуют проблемы уфологии. Я была в пяти таких экспедициях...
— Вы верите в инопланетян?
— Несомненно. Скажу больше — я очевидец. Уже больше 15 лет уфология является для меня родной наукой. Мне кажется, что инопланетяне стучатся к нам, землянам. И здесь явно прослеживаются разумные поведенческие мотивы. Например, круги на полях — это же пиктограммы, которые, по большому счету, и являются космической азбукой. Только вот расшифровать ее мы пока не можем. Я написала об этом книгу «НЛО над планетой Земля». Вообще, уфология — это тема для отдельного интервью.
— В следующую встречу мы поговорим с вами об этом?
— Конечно! Я обещаю.
Анатолий ЧАЙКОВ,СОБКОР «КН».
Краевая газета "Кубанские новости", выпуск№163,03-10-2014
