Кубанские Новости
Общество

Михаил Турецкий: «У нас, по сути, театр песни»

«Хор Турецкого» - легкая добыча для музыковедов. Артистов этого хора и его руководителя кто-то считает предателями в

«Хор Турецкого» - легкая добыча для музыковедов. Артистов этого хора и его руководителя кто-то считает предателями высокого искусства. Для музыкального шоу-бизнеса Турецкий и его группа - тоже не вполне свои. Но, ломая каноны, они поют оперные арии и эстрадные хиты, богемскую рапсодию Queen и «Реквием» Моцарта. «Мы исполняем только лучшие произведения, которые когда-либо были созданы, и стараемся предложить свое, оригинальное, ни на что не похожее их прочтение», - говорит лидер и создатель хора.

- С какого возраста вы себя помните поющим?

- Мне было полтора года, и я уже мурлыкал мелодии, звучавшие из радиоприемника и телевизора. Я это делал неосознанно. А вот сознательно я запел в трехлетнем возрасте. По воскресеньям отец был дома, и я прямо с утра садился к нему на колени и говорил: «Пап, давай «Заботу». - «Давай, сынок». И мы начинали: «Забота у нас такая, забота наша простая…» Когда сегодня весь Кремлевский дворец поет с нашим хором эту песню, я говорю в зал: «Посвящается нашей юности и детям сурового времени, рожденным в СССР». Это грандиозная, энергетически заряженная музыка, несмотря на ее идеологическое наполнение. Музыка, рожденная в великой стране, остается великой и по сей день, я убежден в этом.

- А заниматься музыкой вы когда начали?

- В шесть лет. Мама считала, что я очень музыкальный мальчик, и пыталась обучать меня. Взяли частного педагога. Это было для нашей семьи чрезвычайно накладно, мы были стеснены в средствах, но мама считала себя обязанной инвестировать в музыкальные способности сына, за что ей большое спасибо. Правда, в шесть лет я не мог оценить ее заботу о моем музыкальном развитии. Мне было лень заниматься, я гулял на улице, играл с ребятами в футбол. Поэтому домашние задания не выполнялись. Я обманывал маму - делал вид, будто занимаюсь, а сам просто считал количество нот в этюде, совершенно не понимая, что написано в нотном стане. Чтобы понимать, надо было знать басовый ключ, скрипичный ключ, а я просто считал шестнадцать звуков и играл. Мама слушала эту белиберду, но не могла проверить. Она говорила: «Странная музыка, сынок». А я: «Такой этюд, мама, я не виноват». Через четыре месяца мой педагог - она была все-таки порядочная женщина - сказала маме: «У вас музыкально неодаренный мальчик. Нет смысла его учить - он не растет».

- А голос?

- А голос во мне рос. И я уже в семь лет без всякого педагога садился за пианино и с него уже не слезал. Мне нравилось играть. Я знал все модные в ту пору песни. Тем самым я завоевывал авторитет у старшего брата. Ему было тогда 22 года, он учился в авиационном институте. Мой звездный час наступал, когда он и вся его компания собирались в комнате. Брат меня вызывал туда, я вставал на стул и пел: «Сиреневый туман над нами проплывает…» Я пел взрослые песни о любви. Это был мой конек. А потом меня отправили в

музыкальную школу. Я учился играть на флейте. Так продолжалось года четыре. До момента, когда к нам на семейный обед пожаловал двоюродный брат отца, выдающийся дирижер Рудольф Баршай, создатель Московского камерного оркестра, в те времена очень популярная личность в мире музыки. Он вошел и сказал: «У ребенка грандиозные музыкальные данные. Что он у вас делает?» - «Играет на флейте». Баршай позвонил в хоровое училище Свешникова, сказал: «Посмотрите внимательно на этого мальчика. Если он сможет догнать программу, возьмите его». Педагоги училища в меня поверили. Правда, я отставал, потому что там была программа среднего профессионального образования». А после училища я поступил в Гнесинку. В 23 года с отличием ее закончил. И на какое-то время там остался. Был ассистентом-стажером, занимался симфоническим дирижированием.

- Вы собирались создать свою музыкальную школу. Удалось?

- Это мечта, и я от нее не отказываюсь. Мы ведем просветительскую работу. «Хор Турецкого» - это, конечно, шоу, но на 50 процентов наша программа состоит из некоммерческой музыки, иными словами - из классики. Людям, которые никогда бы не пошли - и не ходят - ни в консерваторию, ни в оперный театр, ни в филармонию (а на наших концертах таких людей большинство), мы даем музыкальный контент, который им совершенно незнаком. При этом пытаемся разработать доступную форму подачи. Если это, к примеру, Верди, то у нас он исполняется не с оркестром, а с рок-бендом, который помогает не готовым к классике людям услышать эту музыку. Мы думаем, как преподнести «Реквием» Моцарта. Размышляем, как подать музыку самого гламурного композитора Европы XIX века Роберта Шумана. Мы стараемся познакомить публику с музыкой разных народов. Скажем, с французским шансоном. Или с американским мюзиклом. Я занимаюсь популяризацией не только академической классики - есть ведь и классика рока, классика отечественного джаза, классика российской эстрады, духовная музыка, мировые хиты. Все это входит в репертуар нашей группы. Она была сформирована из получивших консерваторское образование музыкантов, дирижеров, вокалистов. Все они постепенно стали артистами. К работе с моим хором я привлекал хореографов, режиссеров-постановщиков. За это время и сам стал режиссером. У нас, по сути, театр песни.

- Детская музыкальная школа, которую вы хотите создать, будет отличаться от обычных музыкальных школ?

- Все накопленные нами навыки, которые базируются на фундаментальном музыкальном образовании, я хочу передать талантливым детям. Хотел бы набрать 50-60 человек. Эти дети должны быть не просто музыкально одаренными, но иметь еще и артистические задатки. Я хочу воспитать в них умение двигаться, чувствовать аудиторию, играть на сцене. То есть дать им комплексное образование музыкального артиста.

- Как развивается ваш проект «Сопрано10»?

- Это дочерний проект «Хора Турецкого». Дочерний - еще и в том смысле, что в нем только девушки заняты. Их десять. Мы искали не просто симпатичных и поющих, а еще и высокообразованных, интеллигентных. Был объявлен кастинг. В нем приняли участие девушки из многих городов. Кроме того, находясь в гастрольных турне, мы после концертов прослушивали местных вокалисток. И в конце концов отобрали очень талантливых. Большинство из них недавно закончили музыкальные высшие учебные заведения. Им от 20 до 30 лет. Мне нравится в этом коллективе то, что, помимо пения, несколько его участниц на высоком уровне владеют музыкальными инструментами.

- Они самостоятельно гастролируют?

- Да. Но у них есть директор, администратор, музыкальный продюсер.

- Какой у них репертуар?

- У них нет никаких жанровых ограничений. Звучат и мюзикл, и опера, и романсы, и эстрадные произведения. Они, например, поют а капелла хиты Элвиса Пресли, Майкла Джексона, Фрэдди Меркьюри. Мужские песни в их исполнении очень интересны. Но им приходится преодолевать стереотипы зрительского восприятия. Ведь репутация женских вокальных групп в нашей стране не очень позитивная. Я не хочу сейчас произносить названия этих групп, замечу только, что там нет и намека на то, что это серьезный коллектив, который занимается настоящим искусством. Все женские музыкальные группы имеют некий полуэротический флер. А у нас - «Сопрано10». Уже из названия ясно, что это профессиональный коллектив. Сопрано - самый высокий женский голос. И у нас собраны все сопрано, какие есть в природе. Это интереснейшее шоу.

- Ваш хор существует почти четверть века. За это время кто-нибудь покинул коллектив?

- Я горжусь тем, что в нашем коллективе минимальная ротация. Основной костяк работает со мной более двадцати лет. Это как в браке. Мало кому удается сохранить первый брак, но если вдруг этот брак сохранился, то он самый прочный.

- Как родилось название – «Хор Турецкого»?

- Когда-то это был «Еврейский хор». Мы восстанавливали иудейскую храмовую музыку. Потом стало понятно, что наш репертуар не укладывается в узконациональные рамки. Да и в коллективе собрались люди разных национальностей. Думали, как же назвать. Слово «хор» - некоммерческое. Но я решил, что изменю отношение публики к этому слову. Поэтому «хор» в названии оставил. А потом подумал: если есть Ансамбль Моисеева, Мастерская Фоменко, Балет Эйфмана, то почему не может существовать «Хор Турецкого»?

- Почему ваш хор состоит из десяти человек, и его количественный состав не менятся?

- Я сам не могу дать этому объяснения. Так, наверное, сложилось исторически. Мне кажется, тут важнее другое - то, что эти десять мужчин, а с недавних пор и десять женщин, способны в течение двух с половиной часов удерживать внимание публики. Мы этим составом можем спеть любую музыку. Нет таких произведений, которые были бы нам не подвластны. У нас никогда не будет проблем с репертуаром. Сегодня в нем 500 композиций на 15 языках. Мы начинали как хор духовной музыки, который обеспечивал в синагоге молитвы. Потом нам стало тесно там и мы «пошли в народ», на концертную площадку. Потом стало тесно и в рамках классического хора, несмотря на концерты в Большом зале консерватории. Мы начали создавать разветвленные проекты с элементами классики, эстрады, поп-музыки и джаза, фольклора и хореографии. И уже тогда стали делать обработки разнообразных произведений, которые изначально для мужского хора не были написаны. Мы, например, адаптировали под свой формат «Бесамо мучо», «Би май лав», приспосабливали под себя произведения из репертуара трех итальянских теноров, французских шансонье. И у российской публики это имело в 90-х годах большой успех. В какой-то момент хор начал петь в микрофоны с инструментальным ансамблем. Такого прежде нигде и никогда не было. Нам говорили: это путь запретный, это путь в никуда. Ведь хор - это опера, хор - это духовная музыка. А чтобы хор исполнял эстрадные шлягеры, чтобы там были гитары и рок, и чтобы все это сочеталось - такого просто быть не может. Мы стали первопроходцами. Доказали, что такое очень даже возможно.

- У вас есть любимые произведения?

- Безусловно. Я очень люблю музыку Чайковского, Рахманинова. Мне нравится Россини - попурри из его «Севильского цирюльника» мы часто исполняем. А с другой стороны, я люблю, например, песню Пугачевой «Балет» на музыку Игоря Николаева. Я также большой почитатель советской массовой песни. Высоко ценю песню из кинофильма «Генералы песчаных карьеров», многие произведения Цоя, представляющие собой классику отечественного рока.

- В репертуаре хора «Мурка» и «Отче наш». Вы считаете, это нормально сочетается?

- «Мурка» в нашем случае - народная песня, которая сделана как пародия на оперную арию. И внутри этого номера есть вставка из оперы Леонкавалло «Паяцы». Когда выходит солист и начинает петь «Мурку» совершенно не в блатной манере, у этой песни появляется новый имидж, она теряет налет субкультуры, андеграунда, пошлости, становится просто музыкальной шуткой. И потом, мы никогда не исполняем «Мурку» в одном отделении с классикой. Это было бы неправильно. Сначала - классика, потом - русские песни, а где-то к концу концерта можно чуть-чуть пошутить, дать публике расслабиться. Мы не ставим развлекательный фрагмент во главу угла. Мы очень часто поем некоммерческую музыку, которая требует высокой атмосферы, особого настроения, но иногда видим, что ни атмосферы, ни настроения, рассчитанных на восприятие классики, в зале нет - людям хочется легкого жанра, они желают расслабиться, уйти от мыслей, которые их угнетают. И тогда мы идем им навстречу. А в каких-то случаях, наоборот, стараемся облегчить людям душу исполнением классики. Душу ведь можно облегчить, даже чуть-чуть пострадав на концерте.

- Говорят, у вас в хоре жесткая дисциплина. За некоторые провинности вы, я слышал, артистов даже штрафуете.

- Дисциплину я действительно стараюсь поддерживать. Что же касается штрафов… Оштрафовать на большую сумму у меня рука не поднимается, а на мелкую штраф уже не работает. Людей сдерживает другое. В коллективе все зависят друг от друга. Это бригада. От того, насколько хорошо ты работаешь, зависит общий успех и в конечном счете твой собственный заработок. Если какой-то артист выходит за рамки правильного поведения, это обязательно отражается на его внешнем виде. Работать приходится в сложных условиях: дороги, перелеты, переезды… И все равно артист должен быть свежим, бодрым, искрящимся.

- У вас в хоре сухой закон?

- Если на гастролях нас пригласила для неформального общения местная власть, то за здоровье губернатора можно и выпить сто грамм - ну глупо же отказываться. А вот чтобы после концерта кто-то пошел в ресторан и заказал себе водки - это запрещается. Потому что завтра опять концерт, и ты должен быть в форме.

- Каждый день - в замкнутом круге общения. Это не утомляет?

- Нет. Я не устаю от моих артистов. И они друг от друга не устают. Потому что мы объединены одним, общим для всех творческим состоянием.

- Они для вас друзья или коллеги?

- Что такое друг? Друг - это тот, кто с тобой и в радости, и в горе. В этом смысле мои артисты для меня почти родственники. Хотя все равно я пытаюсь держать дистанцию. Нельзя, чтобы все были со мной запанибрата.

- Может ли вообще руководитель художественного коллектива позволить себе дружбу с кем-то из артистов?

- В принципе, может. Например, с Мишей Кузнецовым я знаком со студенческих времен. Но пока мы репетируем, я для него Михаил Борисович. А вышли на улицу - там я для него Миша.

- Человеческие качества артистов имеют для вас значение или все решают вокальные данные?

- Да, для меня это важно. Думаю, это важно для любого человека. Вы можете жениться на красивой женщине, в порядочности которой сомневаетесь?

- Что вы можете простить своим артистам, а чего не прощаете?

- Я могу понять и простить любую человеческую слабость. Каждый человек имеет право на ошибку. Но если весь его жизненный путь состоит из ошибок, то он с нами не будет работать.

- Вам приходилось гастролировать в Краснодаре?

- Да, мы были здесь в конце 2007 года. Давали программу «Аллилуйя любви», в которую входят произведения различных жанров. Кроме старых и любимых мелодий, артисты исполняли классические, народные и эстрадные номера. Особое место в программе было отведено лирическим композициям о любви. Эта программа была адресована прежде всего нашим любимым женщинам, именно для них мы творим, поем и живем. Мне Краснодар очень понравился. Проезжая по городу, я видел, как он похорошел. Такие перемены во внешнем виде и на экономическом уровне - это здорово!