Кубанские Новости
Общество

В историю сложно попасть, но легко вляпаться

Наш автор Сергей Шведко – о том, что за  историю  великой войны невозможно взяться прихваткой толерантности. Ибо сильно горячо д

О мальчике Коле Десятниченко после его «покаянной» речи в Бундестаге в один миг узнала вся страна. Но, видимо, это далеко не та слава, о которой мог бы мечтать 16-летний парень. Видеть свое лицо на фотожабах в фашистском мундире, да еще в компании с Гитлером – удовольствие весьма сомнительное. А уж тем более вынести целый шквал жесткой и даже жестокой критики в свой адрес – тоже дело нелегкое, не всякий взрослый сможет. И что самое главное – парень, насколько я понимаю, до сих пор толком не понимает: за что весь этот стыд? Ну, рассказал в германском парламенте о судьбе погибшего ефрейтора вермахта. Ну, пожалел умерших в русском плену немцев.

Ну, назвал окружение 6-й армии фрицев под Сталинградом «так называемым котлом». Ну и что? Что здесь такого? В конце концов, разве неправильно жалеть павших солдат и выступать за мир во всем мире? Разве в демократическом обществе не должен существовать плюрализм мнений, в том числе и в оценках прошлого? К тому же он всего лишь отредактировал свое выступление по рекомендациям принимающей стороны. Неужели в этом есть что-то предосудительное?

Несколько дней назад я, услышав все эти аргументы, плевался бы ядовитой слюной. Но уже немного остыл. К тому же покопался в своем богатом прошлом, в котором есть что вспомнить, но нечего детям рассказать. И на память пришло несколько эпизодов, за которые до сих пор стыдно не меньше, чем за это выступление российского школьника. В этой связи подумалось: а смог бы я, весь такой сегодня опытный и умный, в свое время правильно поступить в такой ситуации? Хватило бы мудрости в столь зеленом возрасте? Когда взрослые дяди, на деньги которых ты едешь в другую страну, ненавязчиво просят, чтобы ты в этом месте своего доклада подрезал, а в этом – расширил. Им же виднее. Опять же они лучше знают, как правильно расставить акценты.

Кстати, тем, кто заканчивал гуманитарные факультеты, стоит вспомнить, как их дипломные работы «гениальными мыслями» кромсали научные руководители. Так сказать, подгоняли под единый формат. Вспомнили? Вздрогнули? Вот тоже.

Опять же, в рамках любой науки, как и любого общественного явления, вполне допустимы различные, в том числе и взаимоисключающие позиции и оценки. Например, среди британской исторической общественности ширится движение за реабилитацию Ричарда Третьего, светлый образ которого якобы опошлил Шекспир. И на различные аспекты истории второй мировой войны у разных людей тоже есть разные точки зрения. Кое-кто даже пытается оправдать Власова. Человек же хотел как лучше, боролся с тоталитаризмом, из двух зол выбирал меньшее. В общем, не предательство, а огромная душевная драма.

Все перечислил? Ничего не забыл? А вот теперь о том, чего так и не понял (надеюсь, пока не понял) пацан из Нового Уренгоя. То, что история великой войны для подавляющего большинства наших соотечественников – это неостывший пепел академической античности. Это огромный вулкан, в кипящей лаве которого расплавлены трагедии миллионов, и единое, одно на всех, счастье Великой Победы. Внутри этой клокочущей субстанции не работают самые распрекрасные демократические принципы толерантности. Так же не работают, как законы Ньютона на космических скоростях.

Потому что до сих пор почти каждой российской семье есть о ком скорбеть и есть кем гордиться. Потому что те самые «невинноубиенные» и «не хотевшие воевать» солдаты вермахта вместе представляли собой совершенную машину для лишения жизни каждого из нас. И когда нашим дедам ценой страшных жертв и неимоверных усилий удавалось расколотить, уничтожить кусок этой машины, как, например, под Сталинградом, то для нас до сих пор это огромное благо, и мы не можем искренне печалиться о сломанных вражеских винтиках. Ибо с молоком матери, а та – с молоком своей матери, впитываем небывалую радость избавления от смерти, от которой их, а значит, и нас спас какой-то некрасивый, не очень молодой и, наверное, не сильно образованный солдат. Спас, чтобы лечь в землю в следующем бою. Там, где далеко не всем – персональные могилы.

Эту чувство в нас так глубоко, что, наверное, оно и есть мы. И никакими кислотными дождями старых и новомодных фальсификаций его не уничтожить. Никакими антиисторическими фильмами типа «Сволочей» и «Штрафбата», в которых правды нет и на понюшку табака. Никакими школьными учебниками по истории, которые страдают таким формализмом в описании тех событий, что впору говорить о злонамеренности авторов. И даже прекрасным шуршанием денежек западных грантов, ради которых некоторые готовы плюнуть в свое пылающее прошлое.

Пока ничего поделать с этим вулканом не удается. А удастся ли в принципе, зависит уже от наших детей. И от того, поймет ли Коля Десятниченко, почему он вдруг стал антигероем для миллионов соотечественников... А тезис защитников о том, что он еще так молод, парирую краткой биографией воспитанника тральщика ЭМТЩ-152 Сергея Евсеева. Тому было 15, когда родное судно в августе 1944-го подорвалось на мине. Мальчишку, который в это время был в кубрике, взрывной волной выбросило за борт. Едва очухавшись, он увидел, как его боевой товарищ, старшина второй статьи Гожиков, потеряв сознание, шел ко дну. Пацан схватил его за волосы и с огромным трудом затащил на плававшее бревно. Спаслись оба…

Не знаю, рассказывал потом повзрослевший Сергей Васильевич своим детям и внукам, за что он в таком малолетнем возрасте был награжден медалью «За отвагу». Но даже если ничего не говорил, он вошел в нашу общую историю. А нынешний его сверстник, увы, вляпался. Дай Бог, чтобы это была досадная случайность…