«На фронте любая шелуха спадает»
Наш специальный корреспондент Сергей Шведко несколько дней провел бок о бок с нашими бойцами в зоне СВО.
«Убить легче, чем спасти»
На улице ближе к вечеру уже холодно. А в доме, где располагаются медики, стоит теплый дух. Топится печка. Не буржуйка, а настоящая. Такие раньше стояли во всех домах. Рядом на столике лежат рации и баклажка, на две третьих заполненная коричневой жидкостью.
– Это квас, если чо, – ловит мой взгляд круглолицый парень с позывным Барин.
– Ну понятно, – улыбаюсь.
– Не, серьезно! Мы квас делаем. Для пищеварения хорошо. Налаживает на раз-два.
С ним и его друзьями мы познакомились буквально пять минут назад в курилке рядом с домом. Он туда приковылял, опираясь на костыль.
– Из госпиталя выпустили, но еще месяц на реабилитацию.
– А как оно было?
Во время эвакуации их «мотолыгу» атаковали три вражеских дрона-камикадзе.
– Такое ощущение, что под колено кто-то врезал. Осколок. Аж в глазах потемнело. А я бью мехвода по каске: давай, быстрее сваливаем!
Лечили солдата из Гулькевичского района в Ростове и Моздоке. Говорит, что всюду медики были замечательные. А чуть выздоровел – сразу сюда, «домой».
– Куда я от братьев денусь? Это ж мои братишечки! Так что живем, трудимся.
Общий язык с парнями удается найти буквально сразу. Может, потому, что нечасто к ним доезжают гражданские, да еще и земляки.
– Вот вы про него расскажите, – парни показывают на старшего товарища. – Он сам фельдшер, всему нас научил. Как-то говорит: сегодня будем ставить капельницы! А мы никогда этого не делали! Ничего, показал, научил. Теперь уже все нормально. А тогда руки тряслись.
Позывной Бир – уже взрослый мужчина лет сорока. Сам из поселка Суворов-Черкесский под Анапой. До мобилизации работал на скорой. Серьезный и основательный, к такому на «ты» не обратишься.
Мы разговариваем с ним за столом. А на соседнем стуле сидит молодая кошечка в антиблошином ошейнике и внимательно слушает, реагируя ушами на звуки лежащей рядом рации.
– Работы хватает, здесь ее много. Но нам еще повезло: живем не в окопах, а домах, которые бросили люди.
– А как ситуация сейчас? Громко?
– Бои идут, – кивает он. – Но на нашем направлении, дай бог, как бы устаканилось. Вперед идем. Ребята из «Шторма Z» опять же хорошо помогают. Мы с ними плотно взаимодействуем. Вот и я сейчас буду работать в их лазарете.
Бир рассказывает о своей армейской жизни, взвешивая каждое слово. Но расплывается в улыбке, когда речь заходит о семье.
– Недавно у меня родилась третья дочка. Выделило командование отпуск по семейным. Хоть посмотрел, подержал на руках свою лялечку.
– Скучаете по семье?
– Безумно скучаю! Хорошо, что сейчас есть возможность хоть иногда выходить общаться по видеосвязи. Посмотреть, как растет дочечка.
– А как назвали?
– Милана, – он снова широко улыбается на все 32.
«А можно я маме привет передам?»
Другие парни по сравнению с ним – пацаны. Пока мы ведем запись, весело что-то обсуждают, подначивают друг друга, вспоминают случаи из военной жизни.
У каждого на форме – круглый черный шеврон, на котором – фигурки медиков, которые несут раненого. И надпись вокруг: «Убить легче, чем спасти. Мы выбираем спасать!»
– Это комбат так придумал, – рассказывает еще один наш земляк с позывным Рэм.
Крепкий парень с черной бородкой без усов и слегка оттопыренными ушами. Ему только 26. Совсем молодой, семьей еще не обзавелся.
– А как родители?
– Переживают, конечно. Ничего, скоро вернемся домой. С победой.
– Расскажи, как дела с гуманитаркой? Часто помогают?
– Часто! Каждый месяц, может, и чаще. Все привозят. От еды до средств оборудования точек. Вот масксети тоже. – Рэм показывает в сторону улицы, где возле дома натянута одна из таких сетей. – Спасибо людям, что не забывают, что мы здесь воюем. От этого и зависит победа, если нас помнят!
– Какие у тебя пожелания землякам?
– Чтобы верили в нас! И спасибо за гуманитарную помощь!.. А можно я маме привет передам? – вдруг спрашивает он.
– Ну, конечно!
– А что в таких случаях говорить?
– Ну что, не знаешь, что хочет мама узнать? Как ешь, как спишь, какие ребята вокруг, – с высоты прожитых лет объясняю, какие вопросы волнуют больше всего любую мать.
– Мамуля, привет! – машет Рэм рукой в камеру. – У меня все хорошо. Скоро приду домой! Ем хорошо, сплю хорошо, ребята здесь хорошие!
– Забыл сказать, что шапку надеваешь! – ржут другие пацаны.
Смех смехом, но, если разобраться, где он не прав? Одной фразой успокоил материнское сердце.
В этом доме одна комната – спальное помещение, где отдыхают медики. А вторая – небольшой лазарет на две койки. Здесь делают капельницы пациентам.
В тусклом электрическом свете все кажется рыжим и серым: импровизированные кушетки, коробки с медикаментами, обои на стенах. Только штативы для капельниц – темные. Солнечный свет сюда не поступает: окно наглухо закрыто от прилетов.
Хотя от них никто не застрахован и здесь.
В комнате, где стоит печь, мне показывают чугунную сковородку, которую как будто надорвали сбоку.
– Это кассета прилетела. Влетела вот отсюда, через люк в чердаке, и как раз в нее. – «Барин» охотно рассказывает об этом случае, который, слава богу, закончился благополучно. Но здесь бывает по-разному.
– Ну, где ты тут? – В дом заходит мой провожатый. – Там Кремль уже ждет!
«У вас есть бронник три икса?»
Комбат с позывным Кремль – высокий плотный мужчина лет 45, налысо стриженный и с густой бородой. В батальоне пользуется огромным уважением, сами пацаны неоднократно говорили об этом. Но даже если бы ничего не сказали, это понятно без слов. Слушают они его, как отца родного. Впрочем, некоторым в отцы и годится. Во дворе своего штаба он дает указание операторам беспилотников. После постановки задачи комбат поворачивается к нам.
– Ну что, поедем в…? – Кремль называет место, где его подразделение стоит на передовой. Одна из самых горячих точек на Донецком направлении.
– Ну… поедем… – отвечаю. Не то чтобы эта идея вызывает восторг. Нам уже не по 17 лет, и как оно бывает, понимаем. – А надолго?
– Да нет, – улыбается комбат во всю свою бороду. – В шесть утра выедем. На пару часов. Если все нормально.
– А если нет?
– Ну, тогда придется остаться до вечера. Так! Все. Завтра в 5.45 жду вас здесь, – он закрыл тему быстро, как отрубил. А мы даже не успели рассказать о своих душевных терзаниях. Но теперь уже поздно. Остается только кивнуть.
На следующее утро в половине шестого мы на месте – возле дома наших медиков. Уже прогревается «Буханка», которая повезет дальше.
– В нее уже прилетало. Вот дрон крышу пробил. Но ничего, залатали, и теперь как новая летает. – Водитель с позывным Енот хвалит не нахвалит свою машинку. Правда, ее вид не особо отвечает этим дифирамбам, но сердце пока не екает. А зря…
Заходим в дом, где парни делятся с нами своими бронежилетами и касками.
– Пацаны, а у вас размер три икса есть? – пытаюсь шутить.
– Да вот, смотри. Нормально будет.
На меня накидывают «броник», и чувствую себя былинным богатырем. В смысле, что от его веса ухожу по колено в землю.
– Ого, килограммов восемь будет?
– Да нет! 10.
Как они в них бегают?
Потом на мою голову нахлобучивают и застегивают на подбородке каску.
Выхожу на улицу, и утренний холод отступает окончательно. Оказывается, что средства защиты еще и согревают. Наша партия уже грузится в «буханку». Впереди водитель с медиком, который отправляется на ротацию, сзади на сиденье комбат. А нам остаются места «с комфортом» – два полукруга над колесами. Мне – правый. Пытаемся усесться, водитель отключает свет, надевает прибор ночного видения и дает газ…
«Ну а теперь надо держаться»
Меня никогда так не трясло в жизни. Словами передать это невозможно. Такое ощущение, что кидает в трех плоскостях одновременно. Внезапно и резко. Начинаю понимать, зачем на меня надели «броник» с каской. Чтобы в машине не убился. Держаться не за что, разве что за ребра жесткости наверху. Но они – всего пару сантиметров, так что остается только сжимать их фалангами пальцев…
Через пять минут уже затекают руки, ноют плечи, немеют ноги. Пот течет из-под каски, но вытереть его невозможно: продолжаю пальцами цепляться за ребра жесткости, чтобы не улететь по салону…
Внезапная передышка. Останавливаемся в полной темноте.
– Броня идет, – говорит водитель комбату.
И потом снова тряска на огромных невидимых ямах. Еще минут через пять начинаю чувствовать, что сдаюсь. Черт меня дернул согласиться на эту поездку! Лучше я пешком пойду. Только разеваю рот, как спереди раздается баритон Кремля:
– Ну а теперь надо держаться!
В смысле? А что, до этого было не обязательно?
Следующие несколько минут – как во сне. Не знаю, как и чем удается держаться, но кажется, что «буханка» то проваливается в темноту, то, хрипло рыча, выскакивает на гору, то делает резкий разворот, то внезапно останавливается, чтобы через секунду дать газу. В конце концов в один из таких моментов меня оторвало и кинуло в сторону комбата. Шлепнулся, как мешок картошки ему на ногу и на ящик, который стоял рядом.
– Ты там живой? – сверху доносится голос Кремля.
– Та да, – сдавленно отвечаю я.
– Ну, лучше лежи. Здесь немного осталось.
И жизнь действительно наладилась. Амплитуда бросков стала меньше, и минуты через три машина останавливается. Приехали.
Выползаю оттуда последним. Одышка – как полосу препятствий пробежал. Вытираю лоб рукавом. Сказать, что все болит – ничего не сказать. Впервые в жизни чувствую, как ноют все мои мышцы. И как парни раз за разом ездят? Фронт, конечно, – штука тяжелая, но до него еще доехать надо!
Позиция «Замок»
Полуразрушенный дом – одна из позиций подразделения. Окна заложены мешками с песком, которые задули монтажной пеной. Внутри большой комнаты – несколько кроватей возле стен, стулья, в центре составленные вместе столы и тумбочки, на них – продукты и солдатская посуда. И даже газовая печка с баллоном. Мой провожатый – парень из Ростовской области.
– Как называется это благословенное место?
– Замок.
Судя по солдатскому комфорту среди развалин вокруг, здание и правда кажется роскошным особняком.
– У вас даже газовая печка есть?
– Да, принесли цивилизацию на Украину, – смеется парень.
– В Россию, – уточняю я. – Там, где вы, там – Россия.
Он соглашается. Спускаемся в большой теплый подвал – комнату безопасности. В глаза бросается ковер на стене, у которого выставлены автоматы.
– Как неприятель, шалит?
– Ну а куда ему деваться? – Снова смеется ростовчанин. – Конечно, шалит. Но недолго. Наши быстрее начинают шалить.
– Я смотрю, по всему периметру Донецка выходов намного больше, чем прилетов.
– Да. Сейчас вот так.
Возвращаемся в основное помещение. И, услышав фразу «заехали в кукурузу», понимаю, что пришли наши земляки. Молодые парни.
– Вот, смотрите, к вам приехал корреспондент с Кубани, – говорит комбат. Беседуем с каждым из них отдельно, каждый рассказывает о службе, товарищах, семье, доме. Вроде бы почти одно и то же. Но у каждого все равно что-то свое.
– Служим нормально, с Божьей помощью, – бодро рассказывает анапский парень с позывным Гуран. – Управляемся, работаем, выполняем поставленные командованием задачи. Все ребята сплоченные, друг другу помогают. И здесь, и в быту. Что еще сказать?
– Победа будет за нами?
– Это однозначно, потому что мы, русские, идем до конца. Так что будем стоять, защищать Родину.
Он передает привет маме, братьям и сестрам, а еще – Центральному анапскому рынку, где работал до мобилизации. А в конце говорит:
– Очень приятно, что приехали. И что обо мне помнят.
Еще раз убеждаюсь, что для солдат – это крайне важно. Его место перед камерой заменяет другой анапчанин-медик с позывным Фитиль.
– Очень рад, что попал во взвод со своими ребятами из Анапского района. Вместе служим, помогаем друг другу. Все у нас отлично, стараемся приблизить победу как можно скорее. Потому что всем хочется домой. Родные хотят нас видеть живыми, здоровыми. И спасибо всем неравнодушным жителям, которые нам помогают. – В конце он тоже поднимает вверх кулак. – Победа будет за нами!
Уже не в первый раз замечаю, что многие из наших солдат говорят очень правильные слова, которых в обычной жизни мы стесняемся. Но здесь другое дело. На фронте любая шелуха спадает и обнажаются в своем первозданном виде такие глубинные понятия, как Родина, победа, дом, семья. Поэтому и получается вот такой разговор.
«Когда-то в прошлой жизни я помнил это место живым»
Впрочем, как водится, не все парни отличаются красноречием. Взять, к примеру, ПТУРщика с позывным Хорват, жителя хутора Воскресенского. О нем больше рассказывают другие, чем он сам. Еще в начале января в числе первых из батальона он заходил на боевые позиции. Или его товарищ из Гостагаевской с позывным Штиль.
– Служба проходит, ну… как и у всех, наверное. Местами тяжело, местами полегче.
– Как доезжаете сюда? Здесь дорога очень «бодрая»! – вспоминаю свою тряску на «буханке».
– Доезжаем? На бэтээрах.
– Трясет сильно?
– Та ну, терпимо.
– Кто тебя дома ждет?
– Жена, дети, родители, – он немного оттаивает. – Все скучают. Я тоже скучаю. Ничего, скоро вернусь…
Осмотрев подвал и первый этаж «Замка», выбираюсь с провожатым на развалины второго. Чтобы туда попасть, приходится немного проползти по лестнице, которая горизонтально положена над обвалившейся плитой перекрытия. Осторожно осматриваю окрестности из-за остатков кирпичной стены. Уже рассвело. Настало пасмурное утро.
Вокруг, куда ни кинь взглядом, – развалины. Временами просто куча битого кирпича вперемежку с цементом. Нет даже условно целых домов. Деревья переломаны, как спички. А когда-то в прошлой жизни я помнил это место живым.
Смотрю вокруг, делаю снимки, которые еще долго никуда не пойдут. Потому что могут демаскировать позиции. На улице – почти полная тишина. Вражеская артиллерия молчит, и наша почти не работает. Не слышно ни машин, ни птиц. Только пацаны курят и переговариваются сзади…
Два часа проходят быстро и без приключений.
– Сейчас за вами придет машина, – говорит комбат после переговоров по рации.
– Что, опять Енот на «буханке»?
– Да нет, – смеется Кремль, – уазик. Он мягко идет!
И тут же выдает нам по армейской шапке и пончо. Зачем? И так ведь жарко! У меня под каской голова мокрая.
– Ну… Там просто кузов открытый, – объясняет комбат.
Пикап лихо завернул возле «Замка». Мы попрощались с парнями, и меня как аксакала посадили в кабину. Райское, должен вам сказать, место. Под тобой сиденье, а впереди – металлическая ручка, чтобы было удобно держаться. В общем, все, что нужно для комфорта. А вот моему провожатому повезло меньше. Он залазит в кузов, поднимается во весь рост и держится за кабину, изображая пулеметчика в джихад-мобиле. Мы трогаемся.
При свете дня можно осмотреть ямы, через которые мы скакали на «буханке». Некоторые из них просто чудовищные: метра по два-три глубиной и пять-шесть в диаметре. Объезжают их по кромке. Около одной из них разбитая в хлам «мотолыга». А вокруг – только развалины и горки битого кирпича на месте домов.
«Здесь все герои. Не герои сюда не дошли»
Уже в расположении снова отправляемся к нашим анапским парням. Их в батальоне реально много.
– Снимайте обувь, у нас тут чисто, – говорит боец из Гостагаевской с позывным Персик, когда мы заходим в дом, где он квартирует с товарищами. Тут и правда идеальная чистота и порядок. Один минус – нет электричества. Зато есть даже баня, переделанная из сарая. А в одной из комнат на стене висят флаг России и Спас нерукотворный. Пока мы беседуем, один из парней гладит котенка, который важно сидит у него на плече.
– Кто тебя дома ждет? – спрашиваю у него.
– Дочка, жена, родители, – отвечает Персик.
– А ты соскучился?
– Очень!
– Что хочешь пожелать землякам?
– Блин… Даже не знаю, – растерялся боец. – Передаю всем привет, дай бог, скоро вернемся. Живыми и здоровыми. И все будет хорошо!
Еще где-то час колесим от одного дома к другому, где проживают анапчане. Разговоры с ними кажутся однообразными. Все охотно передают приветы, а кое-кто и просьбы, рассказывают о родителях, семьях, ребятах вокруг, волонтерах… Ловлю себя на мысли, что постепенно начинаю осознавать очень важную вещь. Все наши парни разные. По возрасту, темпераменту, общительности. Но всех их объединяют внутренняя спокойная сила и уверенность в правоте нашего общего дела. Все они настоящие. В этой связи вспомнились слова еще одного военного медика, с которым удалось побеседовать накануне. Позывной Абин.
Его представили как героического парня, который эвакуировал более ста раненых.
– Да я такой же, как и все, – пожимал он плечами. – Здесь все герои, не героев здесь просто нет: они сюда не дошли.
Мы уехали от пацанов в десятом часу утра. А через полчаса у них стало громко. И на следующий день, когда я уже уезжал из Донецка, в той стороне сильно гремело. Не скажу, что верующий, но так сильно захотелось пойти в церковь и поставить свечку за здравие! Всех пацанов. Всех наших…
Вместо эпилога
У этой истории есть продолжение. Через полтора месяца мы снова отправились к ребятам. Вместе с представительной делегацией из Анапы, чтобы поздравить пацанов с Новым годом и отвезти им подарки. Главными подарками были две «буханки» для эвакуации раненых. Одну помог приобрести депутат Госдумы Иван Демченко, вторую – волонтеры. А еще – рации, буржуйки, тепловые пушки, генераторы, медикаменты, топливо, теплую одежду, тонны две продовольствия и посылок из дома.
Конечно, земляки очень радовались. И подаркам, и вниманию. Приятно осознавать, что тебя дома не забыли. А для «миссии поддержки» было важно понять, как живут пацаны, что им нужно в первую очередь.
– Наши парни на фронте должны знать, что сегодня вся Анапа с ними. Мы постарались выполнить заявки, встретились с ними, определились, как будем помогать дальше, – по итогам поездки сказал вице-мэр Анапы Вячеслав Вовк.
А еще через полтора месяца, перед очередной нашей поездкой туда, один из этих уазов был атакован вражеским дроном. Парни, слава богу, не пострадали, чего не скажешь о «буханке». Пришлось срочно закупать колеса, гидроусилитель тормозов и боковые стекла. Нашим пацанам нужна эта машина. Она уже не одному солдату жизнь спасала…