Общество

Три чудовищных прототипа было у знакомых с детства русских книг – «Буратино», «Аленький цветочек», «Руслан и Людмила»

В селе Кулешовка Белоглинского района Краснодарского края есть своя достопримечательность – скульптурная композиция из сказки «Золотой ключик» на алее сказочных героев. Фото: Михаил Ступин

Если перефразировать русскую пословицу, то можно, наверное, сказать: поскреби сказку – найдешь монстра.

Без чудовищ настоящие герои не выглядели бы стол прекрасно. Это доказывает история фольклорного жанра. Многие волшебные сюжеты из нашего мира детства выглядят, если присмотреться, аккуратной литературной обработкой грубой архаики.

Пиноккио

В 1936 году увидела свет повесть-сказка советского писателя Алексея Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Однако книга представляла собой литературную обработку «Истории деревянной куклы» (Storia d’un burattino) Карло Коллоди, изданную в 1883 году.

Итальянский Пиноккио заметно отличается от советского Буратино. Если герой Коллоди хочет превратиться из куклы в человека, то у Толстого ожившая марионетка хочет отобрать театр у старого хозяина и отдать самим актерам, пусть и не достигшим высшей стадии эволюционного развития.

Но ни один, ни второй автор не проливают свет на происхождение говорящих кукол. Откуда они взялись?

Надо заметить, рукопись Коллоди была опубликована с сокращениями. Выкинутые из текста фрагменты, наверное, и есть «золотой ключик».

В одном из первых вариантах Пиноккио добегает до белоснежного домика. В окне появляется «Красивая Девочка» с лазурными волосами и бледным, как воск, лицом. Она говорит, не шевеля губами, что в этом доме все умерли (в том числе и она), а в окне высматривает гроб, в котором ее понесут.

Ах, вот кто такая Мальвина…

В другом месте текста Пиноккио не хочет пить лекарство. К нему тут же приходят четыре черных кролика-могильщика с маленьким гробиком для дебошира и объясняют, что через несколько минут он умрет, если не примет пилюлю.

Амур

Сергея Аксакова русский читатель знает исключительно по произведению «Аленький цветочек», изданному в 1858 году. Но веком ранее россияне ознакомились с похожим сюжетом на тему «Красавицы и Чудовища». Поэт Ипполит Богданович выпустил поэму «Душенька», пересказав вольным штилем сюжет повести Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона». Но первым этот странный греческий миф изложил Апулей в своем романе «Метаморфозы».

Наверное, многим, кто читал сказку, было интересно, кто же такой странный любовник главной героини «Аленького цветочка», который не показывал своего лица?

А это – Амур, бог любви у римлян. У греков он назывался Эрот. На средневековых картинах он изображен невинным младенцем, метящимся своим маленьким луком в сердца брачующихся. Но это – лишь одна из масок древнейшего на Земле бога. Другие его обличия ужасны.

Эрот у Гесиода в «Теогонии» наряду с Хаосом, Геей и Тартаром творит мир. У эллинских мистиков (орфиков) Эрот родился из яйца, снесенного Мраком и Бесконечным Временем. Пифагорейцы считали, что душа каждого человека состоит из темной и светлой половины, которые зовутся Эротом и Психеей... Такой вот вам Инь-Ян.

Орландо

Выход в 1820 году поэмы Александра Пушкина «Руслан и Людмила» вызвало возмущенные отклики многих критиков, усмотревших в ней «безнравственность» и «неприличия». Чего только стоят описания сражения витязя с головой богатыря, которая его «дразнила страшным языком»:

Руслан, досаду в сердце кроя;
Грозит ей молча копием,
Трясет его рукой свободной,
И, задрожав, булат холодный
Вонзился в дерзостный язык.
И кровь из бешеного зева
Рекою побежала вмиг.

Это произведение Пушкина (по его же словам) – попытка создать «богатырскую» сказочную поэму в духе известного современникам «Неистового Орландо» Лудовико Ариосто. Рукопись итальянца увидела свет в 1516 году. Для сравнения, у Пушкина шесть песен, у Ариосто – сорок. Можно пошутить, что почти 7:40 в пользу итальянца.

Но и сам Ариосто заимствовал сюжет у соотечественника Маттео Боярдо, который в 1495 году написал 46 песен «Неистового Роланда». Полный текст чудовищно длинный и насчитывает 38 тысяч 736 строк. Это делает Боярдо автором одной из самых пространных поэм Европы.