Познер и его вечные книги: «Если тебе больше не 14 — мне тебя жаль»
Что читает человек, проживший тысячу интервью? Владимир Познер называет книги, которые остаются с ним всегда — как возраст, от которого он не уходит
«У каждого человека есть книги, которые всегда с ним. Для меня таких несколько. Они со мной — всегда». Владимир Познер говорит о литературе не как рецензент или преподаватель, а как человек, для которого книги — это личная история, биография чувств и возраста, который не отпускает.
«Три мушкетёра» — уроки чести
«Может, это покажется смешным, но эта книга сыграла в моей жизни огромную роль. Возможно, первая книга, которая дала мне понятие о том, что такое честь, отвага, дружба, любовь. Обожаю её. И сейчас могу спокойно читать. Написано по-французски — прекрасно, просто прекрасно».
Дюма для Познера — не просто приключение. Это эмоциональное основание — то, что остаётся внутри как ориентир, когда нужно выбрать между силой и достоинством.
«Том Сойер» — это я
«Мама читала мне его на ночь. Том Сойер — это просто вообще… это я. Это каждый нормальный пацан такой. Неважно, что он в Миссисипи и в XIX веке — никакого значения не имеет».
Он вспоминает тётю Полли, которая не смотрит на мальчика сквозь очки — а только над или под. Потому что он ещё не заслужил того, чтобы на него смотрели прямо. Это — точка зрения ребёнка, чувствующего мир без снисходительности.
Холден Колфилд — внутренний возраст
«Мне тогда было столько лет, сколько Холдену Колфилду. И всё, что там есть — это про меня. А по сути дела, это живёт в тебе. Всегда. Тебе всегда 14, 15, 16. Если не остаётся — мне вас жаль».
Сэлинджер в этом списке — как признание: мы взрослеем телом, но не душой. И если та самая неуютная подростковость ушла — значит, ушло что-то важное.
«Мастер и Маргарита» — вера в Воланда
«Я очень хотел бы встретить Воланда. У меня к нему целый ряд вопросов. Я абсолютно верю в его существование. В Бога — не верю. А в Воланда — точно. Но пока не удалось встретиться».
Познер не просто читает Булгакова — он мысленно продолжает его. Вопросы Воланду — это не поза. Это честный интерес к тому, кто, возможно, знает больше о природе человека, чем любой святой.
«Братья Карамазовы» — правда и мрак
«Надо быть очень плохим человеком, чтобы так разбираться в том, какие мы плохие. Конечно, Достоевский был очень плохим. Иначе он не мог бы понять всю мерзость, подлость, рак, который сидит в каждом человеке. Но и величие тоже».
Для Познера это не «великая русская литература». Это зеркало, в которое страшно, но необходимо смотреть. И если бы его спросили, какая книга самая гениальная, он бы не колебался:
«Если бы я должен был ответить на абсолютно дурацкий вопрос — какая самая гениальная книга, — я бы сказал: ‘Братья Карамазовы’.»
Книги как способ жить
«Книги — это часть моей жизни. Я счастлив, что так случилось. Что я с этим живу. Это огромная радость».
Познер не анализирует — он чувствует. Его библиотека — это не полки, а внутренняя речь. Та, которая говорит с тобой в 14 и остаётся, если тебе повезло не потерять себя.