Родился он в семье проще не придумаешь – сапожника Гавриила и колхозницы Натальи, но имя при рождении получил совсем не станичное – Виктор, что с латинского переводится как победитель. Однако ничто не предвещало для мальчугана победительной судьбы. Маленький, худенький, не озорник, тем более не драчун, зато со странностью. Услышав звуки баяна, замирал и так стоял долго, вслушиваясь даже в самую простенькую мелодию.
Дядьковская – из тех кубанских поселений, по которым любая война каталась на огненной колеснице вдоль и поперек. В память Виктора Захарченко лихолетье врезалось более всего оккупацией и голодным послевоеньем, что и окрасило жизнь трудным началом, тем более что Гавриил погиб на фронте, а Наталья, выбиваясь из сил, поднимала семью одна.
Многое тогда прекрасными мелодиями народных и советских песен скрашивало радио, притягивая, как пелось всякое утро – «Загудели, заиграли провода…», надежду на лучшее. Так, в конце концов, и стало и определило житейский сюжет простого станичного хлопчика.
Память о том времени Виктор Захарченко впоследствии воплотил в распевную балладу «Вичер на двори». Ее звучание до тихих слез пробивало самые суровые сердца. Я это видел сам, когда вдруг на огромной кремлевской сцене до полумрака медленно микшировался свет и на заднике неясными контурами проступали соломенные кровли, освещенные лунным светом, таким, что случается только у нас, на крайнем юге.
Волшебную силу народной песни Виктор Захарченко чувствует с той обостренностью, с которой мудрые звездочеты предсказывали будущее, будоража самое потаенное и нередко в судьбоносных обстоятельствах, что хуже и не увидишь.
Так было зимой 1995 года в Севастополе, когда Черноморский флот раздирался на куски, а по сути – уничтожался. В нетопленном, еле освещенном Доме флота проходит многолюдное офицерское собрание, чтобы обратить внимание Ельцина на гибельное состояние прославленного и Краснознаменного. Не надо скрывать – это было время всеобщего уныния и растерянности, когда казалось, что нет силы, что способна внести во флотские души хоть тень надежды.
На сцену неожидаемо и вдруг (в разоренный Севастополь уже давно никто не ездит) поднимается Кубанский казачий хор. Зал настороженно молчит… И тут, без всякого объявления, лишь по едва заметному мановению руки дирижера, чуть слышно зазвучало:
Эсминец суровый
на рейде стоял.
Матросы с родными прощались.
А море таило покой красоты
И где-то вдали исчезало…
И вдруг (опять вдруг) зал, подчиняясь суровой команде, с грохотом встал.
– Головные уборы снять! – раздался простуженный голос командующего флотом адмирала Балтина. Фуражки обвально упали на локти, медально застыли профили, многие сдерживали слезы, до боли прикусывая губы.
И Балтин, непреклонный Балтин, первым в мире прошедший атомной подлодкой подо льдами Северного полюса и запустивший из арктических глубин баллистическую ракету, Герой Советского Союза, прилюдно и по-братски обнял Захарченко, воистину вдохнувшего новые силы, а главное – уверенность, что Севастополь был, есть и всегда будет российским…
Общеизвестно, что самое комфортное человеческое объединение, преодолевающее любые условия и условности: национальные, социальные, бытовые, политические, возрастные и прочие, – это хор.
Кубанский казачий хор в систему этих отношений часто включает и своих слушателей, начиная от сельских домов культуры и до площадей зарубежных столиц. Так, например, было в Варшаве, взъерошенной «Солидарностью» до иступленного состояния.
Все русское, а прежде всего – советское, тогда встречали продолжительным свистом.
И вдруг под барабанный бой, с развернутыми знаменами, в самом центре Варшавы, на знаменитое «Старо мисто», вступают казачьи сотни в папахах, при усах, шашках и кинжалах, словно воскрешая времена, когда в шляхетскую столицу входили русские полки, утихомиривая не в меру воинственно настроенных подданных Российской империи.
Некая оторопь, конечно, наступила сразу, но, когда лужеными глотками рослые, бородатые, могучие мужики грянули казачью строевую, варшавский «майдан» и вовсе притих.
Видать, вспомнилось многое и прежде всего взятие взбунтовавшейся польской столицы, за что Александр Васильевич Суворов и получил звание фельдмаршала, а казачьи полки – вечную славу и доблесть.
Но следующей за строевой зазвучала «Распрягайте, хлопцы, коней», да так, что поляки все поняли и, если уж свистели, то только от восторга, потому что так лихо эту песню пел и поет только Кубанский казачий хор.
Волшебная сила Захарченко давно стала кубанским брендом. В его лавровом венке собраны все мыслимые и немыслимые звания и награды, но главное достижение – это созданный им художественный коллектив, где воплотились лучшие качества русского национального хорового пения.
Вот и 80 лет, а колокола безмерного таланта по-прежнему звучат призывно и свежо. Их мелодичный перезвон, как спасительный озоновый слой, прикрывает общество от ядовитой радиации современной попсы, с топотом мчащейся по эфирным пространствам, словно поднявшиеся из пыльного небытия орды Эдигея и Батыя.
Возраст пришел к мастеру с мудростью признанного мыслителя. Давным-давно преодолены рубежи провинциального хормейстера, в качестве которого Захарченко вернулся в отчие края из Новосибирска, сразу на должность руководителя Кубанского казачьего хора, переживавшего тогда не лучшие времена. Приглашенный, правда, лично тогдашним лидером края Сергеем Федоровичем Медуновым, до конца жизни вспоминавшим хор со слезой в голосе.
Сегодня Виктор Гаврилович Захарченко – ученый, педагог, композитор, общественный деятель, философ, православный просветитель. Словом, мудрец, озаряющий светом своего ума и таланта безмерные пространства российского национального искусства. Долгих ему лет и наше всеобщее и многократное кубанское «Любо!».
