Кубанские Новости
Культура
Полина Фалина

Николай Ивеншев: «Мы все стали жить на панели»

Авангардный писатель и поэт рассуждает о смерти, странностях любви и индексе счастья.

О дурацких идеях

- Как я придумываю рассказы? Обычно все начинается со странной, пусть даже дурацкой идеи. К примеру, такой. Представьте, утро, спальня. Мужик просыпается рядом с женой, а по другую сторону от супруги лежит… его двойник. И он, этот ненастоящий муж выпихивает законного. Так завязывается моя повесть «Черновик». Ну и далее на эту мысль я, словно на нитку, нанизываю ситуации из жизни, которые меня самого волнуют. Только для книги все постороннее, мишуру я отсекаю. И вот парадокс: вымысел получается крепче и правдивее реальности.

Фото: Юрий Ходзицкий

О великой силе виртуального говорил еще русский философ Розанов. Он утверждал, что гоголевских помещиков из «Мертвых душ» на самом деле не существовало. Писатель взял какие-то характерные людские черты и возвел в десятую степень. Так и появились Коробочка, Собакевич, Манилов. Автор их выдумал, но они тут же обрели реальную жизнь. Видимо, поэтому он сжег вторую часть поэмы.

О провидении

- Одна из моих новых книг называется «У казачьего костра». Костер – зона особенная, соборная. На огне и пищу готовили, и грелись в походах и, по поверьям, даже лечили. Такие «места силы» меня очень привлекают и вдохновляют. К примеру, Тарханы - усадьба Лермонтова. Ездил я туда еще в пору юности на студенческие гроши. А знаете, что там происходило во время революции?

Справка КН

Николай Ивеншев родился в 1949 году в селе Верхняя Маза Ульяновской области.

Окончил Волгоградский государственный педагогический институт.

Работал учителем в Поволжье, в Дагестане, занимался журналистикой.

Первый рассказ «Тетя Щука» опубликовал в журнале «Октябрь» в 1987 году в рубрике «Новые имена». Печатался также в журналах «Кубань», «Урал», «Юность», «Наш современник», «Москва», «Слово». Первый сборник «Душа душицы» получил диплом Всероссийской «Артиады» в номинации «Проза». Также из-под его пера вышли книги: «За Кудыкины горы», «Едоки картофеля», «Когда мы были людьми», «Семь писем сыну», «Панель» и другие.


В развалины превратили и родовое поместье поэта, и два храма. Мужики церковную утварь разворовали, разбили. Дошло до того, что с горок на иконах, как на ледянках, катались! Божья кара ли, но очевидцы утверждали, что потом никто из «катальщиков» не вернулся с фронта.

О любви

- В юности мои чувства были схожи с теми, что испытывал главный герой «Митиной любви» Бунина. Вот то ощущение, когда влюбленность уже появилась, но ты ее еще не осознаешь. Волшебство! Теперь же думаю, что любовь - эфемерное чувство, которое внезапно нас настигает. И так же быстро улетучивается. Я, наверно, разочарую вас, но я не верю в то, что люди могут прожить всю жизнь, уткнувшись друг в друга носами, дыша в такт. Потому что это неинтересно. Но! Ни в кого не влюбляясь, мы теряем смысл жизни. Поэт без любви – графоман.

О панели

- Так называется одна из моих книг. Почему «Панель»? Мои размышления о том, что мы стали жить «на панели» компьютера, телефона - нам так удобно. Музыка, общение – все там, не надо никуда ходить. Я не против гаджетов, но знаете, до чего дошли в Японии? Молодежь настолько привыкла к этой зоне комфорта, что ей стало лень хоронить умерших родственников! Помните японский фильм «Легенда о Нараяме»? Действие происходит в 19-м веке.

Есть такое понятие – индекс счастья: набор комфортных условий для жизни. Вот и повесть с таким названием сочинил. Для меня счастье это мгновенье.

В деревне голод, и, как только жителю исполнялось 70 лет, дети его «за ненадобностью» относили на гору - умирать. Тогда кинолента имела эффект разорвавшейся бомбы! А сейчас японские старики умирают в одиночестве, и никого это не волнует. Их тела подчас по нескольку дней лежат в домах, пока отпрыски не вызовут специальную службу. И это 21-й век! Я не хочу такого «прогресса». Моя книга – повод задуматься.

О зубастых блокбастерах

- Почему театр выжил в наше время? Просто на нас напало современное массовое кино: хищное, зубастое, поглощающее блокбастерами. И так людей ими «накормили», что они потянулись в театр - за живым искусством.

Ну а я к нему с юности был неравнодушен. И в институте помимо филологического занимался на факультете общественных профессий. Мастером у нас был Олег Корчиков - актер, который снимался у Шукшина в «Калине красной». Мы и Шекспира ставили, и сами пьесы писали. Мне очень пригодился этот опыт.

А вспомнил я о нем… придя в обычную школу на урок литературы. Ведь что там происходит? Ученик оттарабанил стих, получил свою оценку, и все. И я решил: окрою театр для детей! Будем стихи читать со сцены, писать рассказы, спектакли ставить. И вот уже несколько лет руковожу любительским театром «Мельпомена» в местном Доме культуры.

Радует, что ребята меняются, увлекаются, и многие уже поступили в театральные вузы. Стараюсь восполнять и нишу современного чтения для подростков, которого в современной России почти нет. Как нет и подростковых журналов.

Кстати, недавно у меня вышла книжка «На спине у ветра» - о крепкой привязанности отца к сыну. Все знают о материнской любви, а о теплых отеческих чувствах ни говорить, ни писать у нас как-то не принято. Ну а книга получилась веселая и озорная.

О счастье

Есть такое понятие – индекс счастья: набор комфортных условий для жизни. Вот и повесть с таким названием сочинил. Для меня счастье это мгновенье. Вот случайно увидел в парке на скамейке девушку с моей книжкой в руках. Ее улыбка в этот момент - счастье.

О крыльях

- Меня часто спрашивают – как в тебе уживаются прозаик и стихотворец? Все просто – это два моих крыла. Две птицы, что сидят на моих плечах. Прозу ассоциирую с вороном, а поэзию, по традиции, с соловьем. Их надо кормить, иначе они улетят или тебя самого слопают (улыбается).

О любимых книгах

- Владимир Набоков, когда в него погрузишься, осязаем. Человек в его прозе, словно букашка в огромном мире. Чем-то он все же похож на Габриэля Маркеса с его «Сто днями одиночества». Может быть, микромиром, всеми этими превращениями, гораздо более реалистичными, чем у Кафки. Нравится и Юрий Казаков – проза его чиста и безыскусна. Одни названия его рассказов чего стоят: «Вон собака бежит», «Во сне ты горько плакал». Нет, и не было на свете такого писателя, говорящего навзрыд, с чистой слезой. Это мое. Но своему младшему сыну Илье навязывать свой набор фолиантов не буду – сработает дух противления. Пусть он выбирает. Я и сам живу по Борхесу: «Если дадут линованную бумагу – пишу поперек».