Проект с названием на немецком языке Heiliger Wald (Священный Лес) две недели собирал отзывы в духе «это не кубанское искусство». Художники рассказали «Кубанским новостям» о творческом эксгибиционизме, «русскости» и своем отношении к актуальному искусству.
- Вы впервые увидели собранным проект Heiliger Wald уже в выставочном зале. До этого он был только в вашем воображении. Что произошло после того, как вы получили результат?
И.М.: Каждый объект встал на свое место. Все очень точно. Такое впечатление, что мы тренировались даже несколько раз. Сочетаются наши работы идеально. Черные трехмерные объекты и цветовые пятна на стенах, форма и плоскость – прекрасный симбиоз.
- Не считаете, что кто-то на себя перетянул одеяло?
И.М.: Нет. По-разному бывает, но у нас все удачно. Мы не соревнуемся.
В.П.: Согласен, все получилось. Перед выставкой я был хладнокровен. Залы я уже видел, картины Игоря видел, свои работы знал. В голове сложилось, как все будет, и все ожидания оправдались. Полотна Игоря создали эмоциональное поле, это активные стены, пульсация цвета, движение пятен на холсте.
Мои работы прошивают пространство залов своим вертикальным ритмом, так как в основном стоят на вертикальных подставках. Колонны, которые были в этих помещениях – да, от них никуда не денешься, они съедают много пространства, - но мы заставили их работать на наш проект. Задача любого автора или куратора – решить пространство грамотно. Та пластическая ситуация, которую у нас получилось создать, построена на основном вертикальном движении (картин, скульптур, колонн) - то же движение, что и в лесу.
- По вашим ощущениям, новый зал музея отвечает современным экспозиционным требованиям?
В.П.: Он белый – это прекрасно для выставки, как мы знаем. Освещение, возможно, могло быть богаче, но в пространствах музея Коваленко освещение все равно лучшее в Краснодаре.
- Что означает название «Священный Лес», почему оно звучит по-немецки?
И.М.: Мы делаем отсыл к германо-скандинавской мифологии, в которой говорится о создании мира из хаоса. Священный Лес – место, где древние люди исполняли свои обряды, по сути, это храм на природе, зона встреч с метафизическим и прекрасным. Наш проект тоже создает такую зону, но в выставочном пространстве и для современного зрителя.
- В Краснодаре выставки абстракционизма – редкость?
И.М: На мой взгляд, эта выставка необычна для Краснодара выверенностью, математичностью, работой с пространством. И при этом сами работы очень свободные. Я думаю, абстракционизм сейчас вообще редкость. Язык абстрактных работ обычно кажется людям доступным. Но у автора должна быть база и содержательность, чтобы делать такие работы.
В.П.: Да, редкость. В «Типографии» показывают концептуальное искусство. По линии Союза художников – традиционализм, пейзажи, портреты. А мы показываем другую страницу в современном искусстве, которая тоже существует.
- И, как высчитаете, это стало событием для города?
В.П.: Мы надеемся, что это событие. Но судят не художники, а специалисты. Внести немного стиля, красоты, чувства, поделиться с окружающими тем, что имеем, - это была наша цель. В музее нам сказали, что посещаемость выставки высокая, приходит много молодежи.
И.М.: Самое главное – этой выставкой мы демонстрируем сложившийся европейский стиль репрезентации современного модернистского искусства, любимого во всем мире. Я видел немало подобных выставок в странах Европы. Наш проект соответствует всем стандартам классной, цельной, содержательной, грамотно организованной по цвету, свету, внутреннему движению выставки. Такая выставка – как небольшое путешествие.
- Куда?
И.М.: В Священный Лес. В нашем понимании Священный Лес - это и метафора искусства вообще. В искусстве многое связано с катарсисом, кульминационным моментом, когда человек испытывает потрясение. В данном случае, конечно, хотелось бы, чтобы зритель тоже испытал потрясение от увиденного. Мы работаем больше с подсознательным. И поэтому увиденное человеку может только что-то напоминать, какие-то образы.
В.П.: Священный Лес - это созданное нами пространство, в котором можно встретиться с чем-то, с чем в обыденной жизни не встречаешься. Мы даем возможность прикосновения к ирреальному, а также возможность общения с самим собой. При этом мы не навязываем зрителю никакого конкретного сюжета или текста.
- И не нужна экспликация, описание проекта?
В.П.: Экспликация полезна, она дает дополнительный уровень восприятия. Информативная часть может пробудить воображение, подключить опыт и интуицию, а не только чувства. Но, в принципе, можно смотреть выставку и просто так, просто любоваться и обращаться к своему ассоциативному мышлению.
- В пресс-релизе выставки звучала фраза, что для вас важна визуальная сторона, важно, чтобы ваши работы были красивы. Но искусство, которое относится к визуальности, как к главному, сегодня все чаще относят к дизайну.
В.П.: Для меня и дизайн является не просто областью формы. За ним многое стоит. Я занимался дизайном много лет – мебельным, интерьерным. И любой мой объект всегда имел второй план, за его образом что-то стояло, я создавал некую драматургию. Чистая форма - это хорошо, но должен быть и второй план. Сейчас нет жестких понятий в искусстве, все находится в синтезе. Например, скульптура много позаимствовала у дизайна, а он в свою очередь взял многое у скульптуры. Я учился на отделении архитектурно-декоративной пластики в Мухинской академии в Петербурге, и это помогло мне иначе смотреть на скульптуру. Я создаю свои скульптуры по законом архитектуры и дизайна, учитывая законы сопротивления материалов, напряжения, равновесия и все прочие категории построения объекта в промышленном понимании, но в то же время мои объекты чувственные, содержательные и неутилитарные.
- Что чувствует художник, когда идет его выставка?
И.М.: Трепет. И удовлетворение, конечно.
В.П.: Есть и мандраж. Ты показываешь свой мир, то, чем живешь. Произведения – это же дети твои.
И.М.: Это некий акт творческого эксгибиционизма. Ты обнажился. Показал все, чем живешь.
В.П.: Ну да, ведь мы показали те работы, которые сделали не на заказ. Это то, что мы есть. Чем существуем, как художники, какие проблемы нас волнуют, как художников. Это то, что мы любим. Мы сделали это по велению своей души.
- Если не будет профессиональной критики, это вызовет разочарование, наверное?
И.М.: Критика, как анализ, нужна. Но у нас все в порядке и с самокритикой.
В.П.: Профессиональная критика всегда нужна. Без нее выставка вообще не существует для экспертного сообщества. Какая к нам может быть предъявлена критика? Кто-то скажет: не хватает проблематики. Но мы специально сделали проект, который говорит не о политике, не об экологии, не о правах женщин, не о корнях, прошлом или будущем. Мы не занимаемся иллюстрациями. Не занимаемся социальным. Нас интересует только одна проблема, главная для человека: что он есть.
И.М.: Это не про быт, а про бытие. Абстрактное искусство - самый универсальный язык. Японец, русский, немец – все могут его понять. Таких выставок сейчас стало мало. Они были в 90-е годы, а потом все меньше и меньше. Тренд поменялся. Кто его задает, я не знаю? Но актуальное искусство превращается в журналистику.
В.П.: Социально ориентированное искусство тоже нужно. Но у нас в России крен. Так было, например, и в начале прошлого века, когда в эпоху политического взрыва от художника ожидали, что он будет реагировать на текущие события, и всех, кто не делал это, записывали в декаденты. И то же самое сейчас. Если ты не занимаешься проблематикой своего времени, то быстро попадаешь в категорию салонного искусства. Но картина искусства должна быть представлена во всей полноте. Когда я оказываюсь в Германии или Швейцарии, например, то вижу эту полноту, вижу работы социальные и острые, и одновременно вижу произведения авторов, которые занимаются проблемами формы и больше ничем. Там как-то всему находится место, все востребовано. А в России, если хочешь состояться в искусстве, то нужно идти в концептуалисты. Или на Арбат. Между ними как будто ничего нет. А именно между ними и находится все самое интересное, вся эта ярмарка модернизма, которая блистает и притягивает. Вот Герхард Рихтер, самый продаваемый живописец в мире, какой он, социальный или декоративный? С одной стороны, это чистая живопись. Но в его работах есть и проблематика, однако она решается не в лоб, а вшита в богатое изобразительное полотно. Все настолько тонко. Таким и должно быть настоящее произведение искусства.
- А какая проблематика вшита в ваше искусство?
В.П.: Мои скульптуры сообщают о некоем напряжении, о преодолении, о движении к цельности и в то же время об угрозе и опасности, которая существует в жизни человека прямо сейчас и с начала времен. Человек находится в состоянии встречи с некоей агрессией внешних сил. И это я передаю во всех своих работах – и в ранних тоже. Я никогда от этого не уходил.
И.М.: У меня есть ощущение, что русские по своей природе более закрыты и зажаты. Ну и я, естественно, такой же человек. И моя живопись – способ освободиться от этих комплексов, что-то сродни психотерапии. Краска течет и смывает эмоции до чистого цвета. Это живой процесс, который я фиксирую на холсте.
- Вам важно, что ваш проект – это проект двух русских художников?
И.М.: Скорее, да.
В.П.: Я об этом специально не думаю, но себя не спрячешь. Если ты делал свои работы искреннее (а мы делали искренне), то воплощаешь весь свой опыт мыслей, надежд, разочарований. Все, что есть во мне, есть в моих скульптурах. Если это считается русским…
- И последний вопрос…
И.М.: О стоимости?
- Ну, если вы хотите поговорить об этом… Художники вообще-то не любят говорить о ценах.
И.М.: Для того, чтобы работать и жить, нужны деньги – это не секрет. Нужны материалы и хлеб насущный. Так что можно и о ценах.
- Существует рынок на такие работы, как ваши?
И.М.: Существует.
- Вы - дорогие художники?
В.П.: Что такое дороговизна художника? Она ведь складывается из судьбы и из его участия в арт-рынке.
И.М.: Но, в виду отсутствия арт-рынка в нашей стране, нельзя оценить, дорогие ли мы художники. Художников много, но их мало. Много людей, которые с удовольствием занимаются творчеством, но среди них профессиональных художников не так много, на огромную страну – мало. Есть люди, которые в свое удовольствие позанимались скульптурой или живописью, а потом бросили. Художник – это тот, кто понимает, что искусство - это его судьба, его жизнь и его работа.
В.П.: Мы с этими работами только выходим на рынок. Посмотрим на их дальнейшую судьбу.
- Какую идеальную дальнейшую судьбу вы бы этому проекту пожелали?
И.М.: Выставлять его можно на любой площадке мира. Это не только наше мнение. Очень много людей, посмотревших проект, говорят, что его нужно везти зарубеж. Мы сейчас в поиске партнеров и открыты сотрудничеству с площадками и галереями.
В.П.: Хотелось бы начать с Москвы. Но я согласен, эта выставка конкурентоспособна и в Европе, и в Америке. Эти работы можно купить и в частное собрание, и в общественный интерьер. Они универсальны и могут существовать везде - в жилом пространстве, в музейном, в деловом.
- У каждого из вас есть желание выставиться отдельно? Показать только себя?
И.М.: Меня тандем устраивает. Вместе эффект больше.
В.П.: Меня тоже. Сейчас нам интересно вместе. Мои работы приобретают другое значение и звучание рядом с работами Игоря. Но я и отдельно не откажусь выставиться. Правда, тогда будет другая художественная ситуация. В данном случае мы создали наш Священный Лес, и важно, что это проект двух художников.
