Программа «Городок», возможно, вернется к зрителю. В новом формате. Уже без Ильи Олейникова. Ни группа, которая делала «Городок», ни телеканал не хотят навсегда закрывать передачу, собиравшую в течение двадцати лет огромную аудиторию. «То, что придумывается сейчас, — говорит Юрий Стоянов, — сохранит все лучшее, что было в «Городке». Но с очень серьезными поправками. Сверхзадачу того, что я стану делать, можно, наверное, выразить словами: «Видишь, Илюша, как много нужно людей, чтобы заменить тебя одного!»
Юрий Стоянов: Ах, как хочется вернуться в «Городок»
— Но возможен ли «Городок» без Олейникова?
— Такой «Городок», какой делали мы с Ильей, возродить невозможно, да и не нужно. В том «Городке» все держалось на огромном терпении Ильи, на его мудрости, расчетливости, уме, опыте. Меня часто спрашивают, какие у нас были отношения. Я отвечаю: они были семейные. Это когда возможна и ссора, и размолвка, но мысль о разводе не появляется никогда. Конечно, Илья был папой передачи «Городок», а я был ребенком, которому все можно и в творчестве, и в личных отношениях. Можно сказать так: я был действием «Городка», а Илюша его атмосферой. Когда Бог дал тебе такую комедийную внешность, казалось, можно было и вовсе не работать. Один мой товарищ сказал: «Что ты его мучаешь? Чего ты от него добиваешься? Он появляется в кадре — уже смешно». Такая характеристика Илью очень обижала. Он был глубокий, большой драматический артист. Мой долг, человеческий и режиссерский, — сделать фильм о друге.
— Как зарождался «Городок»?
— Он зарождался не из концепции. Он зарождался из дружбы.
— С Олейниковым?
— Да, конечно. Когда мы познакомились, у нас не было никаких совместных планов. Илья был человеком сугубо практичным, для которого количество эфиров должно десятикратно компенсироваться концертами. Для чего ты появляешься в ящике? Чтобы стать узнаваемым — и поехать с гастролями по городам и весям. Илья десятилетиями этим занимался. А я тогда работал в БДТ, был подневольным артистом. Ну какие у нас могли быть совместные планы? Никаких, кроме дуракаваляния перед телекамерой, чем мы иногда исключительно для себя занимались: экранизировали анекдоты, смешные байки… Дело в том, что Илья привык работать в паре. А тут он увидел, что пара складывается, что мы очень «цепляем» друг друга. Что такое пара? Это два человека, которые помогают друг другу играть. Чем старательней ты помогаешь партнеру, тем и сам в результате лучше работаешь. Илья почувствовал, что мы можем работать вместе. Как раз в то время Кирилл Набутов придумал передачу «Адамово яблоко», и мы пришли к нему с идеей, поначалу весьма аморфной. Нам уже было понятно, что ставка на так называемых писателей-сатириков — дело безнадежное. Но анекдоты, которые мы травили друг другу, показались нам интересным драматургическим материалом. Причем нас увлекала не литературная реприза, сколь бы остроумной она ни была, а ее человеческое наполнение. То есть нам интересны были люди, которые находятся внутри этой истории. Игровой анекдот дает возможность очень достоверного, глубокого, почти киношного существования в кадре. И мы стали использовать такие анекдоты. Но не ради смешной шутки в конце, а ради актерского существования в сюжете. Не раз приходилось слышать упреки: «У вас в середине все значительно смешнее, чем в конце». А для меня это всегда был самый большой комплимент. Мы брали анекдоты не самые известные, но очень игровые. Через какое-то время почувствовали, что четырех минут, которые нам отводились в передаче «Адамово яблоко», нам уже мало, что из этих коротких штанишек мы уже выросли. А тут выяснилось, что на канале «Россия» дефицит юмористических передач. Вот так на этом канале мы и начали делать «Городок».
— Как возникло название передачи?
— Я вспоминаю, мы поехали на три дня в Репино, в полуопустошенный Дом писателей. Там мы сидели в бане и перебирали всякие названия. В абсолютно трезвом виде. Нам было понятно, что в этой программе должно быть много всего. Что она должна быть очень населенной. Что играть мы в ней будем очень много разных людей. Что в ней не будет постоянных ведущих, не будет обращения к телезрителям: «Добрый вечер!». И что программа будет тяготеть к маленькому кино, к маленьким таким новеллкам. А вот как это назвать? И где это будет происходить? Я вспомнил, что у нас в театре в свое время шел спектакль «Наш городок» по роману Торнтона Уайлдера. Я предложил это название продюсеру, только в несколько измененном виде — «Городок N». Потом «N» выбросили, осталось просто «Городок». После чего мы вдруг с ужасом поняли вопиющую «нешлягерность» этого названия. О чем передача? О проблемах малых городов России? Или это рубрика внутри «Парламентского часа», «Вестей недели»? Но, как после выяснилось, название оказалось потрясающим. Да, некий городок, где живут разные люди — от мэра до дворника. И где могут происходить какие угодно истории.
— Кто писал сюжеты для «Городка»?
— Одесситы, конечно. Самое главное из того, что произошло с «Городком», это отказ от заимствованного юмора. От анекдотов, которые продаются в электричках. Нам просто судьба послала этих ребят-одесситов. И они постепенно привыкли к нам. Сначала как к людям, артистам, потом — как к телевизионным персонажам.
— Сколько женских ролей вы сыграли в «Городке»?
— Наверное, более двух тысяч. Хотя дело не только в количестве. Назовите мне актрису, которая сделает это так же смешно. Смешно ведь не от того, что женщину играет мужик. Смешно — потому что смешно. Давайте проведем эксперимент: одну и ту же женскую роль сыграют два человека — комедийная актриса и я. А после спросим: кто смешнее? Я думаю, счет будет по крайней мере равный.
— А мужчины, играющие женщин? Все эти верки сердючки, «новые русские бабки», кто там еще… Экранное количество особей мужеского полу, облаченных в женское платье, по-моему, уже превышает санитарные нормы.— Вот и зрители иногда спрашивают меня: «Скажите, почему некоторые актеры-мужчины так любят играть женские роли?» «Потому что считают, что это легко, — отвечаю я. — Нацепил паричок, навел макияж, подложил там, где надо, завихлял бедрами… Смешно? По-моему, противно. Ведь дальше этого многие не идут — ограничиваются внешним перевоплощением, нередко вульгарным и пошлым. Мне не понравился ни один актер, сыгравший женщину». Тут из зала всегда раздается изумленный возглас: «Даже Калягин?!» — «Калягин не играл женщину. Он играл мужчину, прикидывающегося женщиной. Не надо путать».
— За эти годы, пока жив был «Городок», вам не надоело всяких теток играть?
— Мне нравится, как я это делаю. Вообще я себя на экране люб-лю не очень, но некоторые женщины из тех, что мною сыграны, мне по-человечески интересны. Когда я надеваю платье, парик и смотрю на себя в зеркало, я вспоминаю женщин, которые были в моей жизни или с которыми просто был знаком, и во мне выстреливает какое-то отношение к ним.
— Какое же чаще всего?
— Чаще всего очень сочувственное. Вот на сочувствии к ним все эти роли и были сыграны. Не забывайте к тому же, что в кадре рядом со мной находился Илья. Подобно тому, как короля играет свита, Илья играл меня как женщину. Он относился ко мне, как к женщине, а не как к мужику, который играет женщину. То есть женщину в данном случае играли два человека, а не один.
— Вы в «Городке» принципиально не занимались социальной сатирой?
— Ну почему же, у нас были социально острые сюжеты. Была даже пара предвыборных передач с четкой позицией: в какой стране мы хотим жить, а в какой не хотим. В простых и смешных историях мы показывали наше время: как люди одеваются, как воспринимают богатого человека, а как — нищего, как реагируют на курс доллара или на ценник в магазине… Мне кажется, пройдет какое-то время, и по «Городку» можно будет изучать историю страны. Мы с Ильей на это работали, иногда совершенно сознательно.
— На мой взгляд, вы хороший драматический артист. Но вот что я прочитал о вас в «Википедии»: «Юрий Николаевич Стоянов — российский эстрадный актер-комик и телеведущий». Вам не обидно такое определение?
— Вы знаете, я тоже считаю себя хорошим драматическим артистом. А в «Википедии» про меня все сказано неправильно. Во-первых, ни по образованию, ни по профессии я не являюсь эстрадным актером и крайне мало работал на эстраде. Во-вторых, я не телеведущий. И в-третьих, я не комик и уж тем более, упаси бог, не телеюморист. Я бы назвал себя так: артист театра и кино.
— В театре — Ленинградском БДТ, у Товстоногова — вам себя, однако же, реализовать не удалось. Как вы сами думаете, почему?
— Я проработал в БДТ семнадцать лет, ушел оттуда в 1995 году. Меня часто спрашивают: «Что вы сегодня чувствуете, когда проезжаете мимо этого здания?» «Ничего не чувствую, — отвечаю. — Если бы каждый раз, когда я проезжаю мимо этого театра, меня «клинило», я бы уже давно отправился на тот свет».
— Все-таки почему в БДТ у вас не сложилось?
— На подобные вопросы у актеров всегда есть два диаметрально противоположных ответа. Первый — слегка кокетливый: «Ну, наверное, я был плохим артистом. Значит, сам виноват в том, что меня не заметили». Второй ответ содержит упрек в адрес театра, его режиссеров. Мол, я был хороший артист, но мне не давали играть, обходили большими ролями.
— Из этих двух ответов вам ближе какой?
— Да, наверное, оба. Я попал в БДТ после ГИТИСа. Ну представьте: приходит этакий красавец с дипломом, отлично зарекомендовавший себя на выпуске, приглашенный сразу в несколько театров, но выбравший лучший театр страны. И вот не послал какие-то флюиды в пространство, их не поймали, не уловили. Значит, виноват сам. А с другой стороны, мне действительно не дали сыграть ни одной серьезной роли. Хотя справедливости ради надо сказать, что я не самый свободный и раскрепощенный артист. Я не Ваня Ургант. Я это говорю с плюсом Ване Урганту и с минусом себе. Я не могу отчебучить что-нибудь этакое в любую секунду. Мне надо обрасти какими-то обстоятельствами, которые сделали бы меня свободным. Мне должно быть хо-ро-шо. Я ненавижу сдавать экзамены в профессии. Я ненавижу соревновательность в том, чем я занимаюсь. Я должен получать удовольствие от того, что я делаю. Тогда у меня получается. Тогда я могу добиться того главного, чего можно добиться вообще в актерской профессии. И удивить не только зрителя, но иногда и самого себя. Мне кажется, это самый высокий критерий актерского мастерства, когда сам удивился: «Как это я сыграл? Что это было со мной? Не понимаю».
— Я знаю как минимум трех, включая вас, тогдашних актеров БДТ, молодых и очень способных, но так и оставшихся невостребованными. Зачем же Товстоногов приглашал вас в труппу, если потом не занимал в своих спектаклях?
— Мне кажется, он брал впрок все хорошее, что где-то появлялось. Либо по принципу «так не доставайся же ты никому», либо по принципу «авось пригодится». У него была лучшая труппа в стране.
— Вы завидовали артистам, на которых в БДТ держался репертуар?
— Как вам сказать… У этих артистов тоже ведь были проблемы. Они были и у Лебедева, и у Басилашвили, и у Борисова… Почитайте книгу Олега Борисова «Без знаков препинания», и вы в этом убедитесь.
— Я читал ее. Подтверждаю: были проблемы и у Борисова. Но у него были иные проблемы — не такие, как у вас.
— У великих актеров и проблемы великие. Но есть одна проблема, которая одинаково распространяется на всех актеров, какого бы масштаба они ни были. Это тотальная зависимость. От случая. От репертуарной политики. От театральной конъюнктуры. От расстановки творческих сил внутри театра. И, конечно, от режиссера. Его диктат, хочешь не хочешь, приходится принимать.
— Вы пришли на телевидение в начале 90-х годов. И только благодаря телевидению смогли реализоваться. Чем, на ваш взгляд, тогдашнее ТВ отличалось от нынешнего?
— Это было совсем другое телевидение. Оно только начинало ощущать свои возможности. Еще не было осознания собственной всесильности, абсолютного могущества, непоколебимой уверенности в том, что ТВ способно поднимать людей к вершинам власти и низвергать с этих вершин. Это все возникло позже, когда появились огромные деньги. А в начале 90-х мы, создатели программы «Городок», как бы пошли в первый класс. Вместе с новым телевидением. С этим «Пятым колесом». С этим мальчиком на канале «Россия», у которого расстегнута рубашечка, неправильно повязан галстук. То телевидение было расхристанное, безалаберное, но живое. Технологически слабое, убого оснащенное, но искреннее. Сегодня я как режиссер, который очень любит телевизионную технологию, интересуется ею и кое-что в ней понимает, могу сказать, что технологически наше ТВ совершило огромный скачок. Но тем, кто работает сейчас на телевидении, значительно тяжелее работать, чем работалось нам в начале 90-х.
— Самоцензура?
— Конечно. Хотя что такое самоцензура? От хулиганства в эфире ты приходишь к чувству меры, к пониманию, для чего и для кого ты делаешь свою программу. Вот и мы, когда делали «Городок», понимали — для чего и для кого.
Интервью от Валерия Выжутовича.
Краевая газета «КУБАНСКИЕ НОВОСТИ», выпуск №120, 25-07-2014.
