Кубанские Новости
Общество

Актер одного дубля

Анатолий Бородин — артист краснодарского Музыкального театра Творческого объединения «Премьера». Но многим он

Анатолий Бородин — артист краснодарского Музыкального театра Творческого объединения «Премьера». Но многим он известен по киноролям. На эту стезю его напутствовал выдающийся кинорежиссер Станислав Ростоцкий: «Снимешься у меня, потом у всех нарасхват будешь». Сбылось. Заслуженный артист России Анатолий Бородин — гость конференц-зала «Кубанских новостей».

— В кино меня привел случай. В 1986 году в Сочи он свел меня с Регимантасом Адомайтисом. Я приезжал с театром на гастроли, у него в это же время были съемки. Пересеклись мы в кафе за завтраком. Он пригласил за столик. Улыбается: «Значит, вы уже приехали?» Едим манную кашу. Адомайтис рассказывает о съемках. Я поддакиваю. И вдруг выясняется, что он принял меня за актера, который должен сниматься в его фильме. Когда все прояснилось, намекнул, как важно оказаться в нужное время в нужном месте, и направил к режиссеру. Для фильма «Досье человека в «Мерседесе» именно мой типаж требовался. А я похож на всех дворняжек сразу. Режиссер одобрил, только потом оказалось, что в театре в спектакле замены мне не нашлось, и от съемок пришлось отказаться.

Зато нежданно угодил на съемки «Женщины, которая поет». Пела и играла в нем сама Примадонна. А я — танцевал. Покрасовался в кадре в модном пиджаке в обнимку с прекрасной дамой. Когда фильм вышел, я проснулся знаменитым. Друзья и знакомые, вообразив, что вальсирую с Аллой Пугачевой, подшучивали: «Такая красивая пара… Не может быть, чтобы за кадром не было романтического продолжения». Честно признаюсь — было. Танцевал ведь с артисткой балета. А с Аллой Борисовной в перерыве между дублями на банкетке сиживал, кофе пили. Болтали, словно знаем друг друга давным-давно. В какой-то момент не удержался и спел: «Я пригласить хочу на танец вас и только вас…» Ну и покружились с Аллой под аплодисменты съемочной группы. Этого кадра нет в фильме, он в моем сердце.

— С Пугачевой вы себя только обозначили в кино. А когда приняли настоящее «боевое крещение»?

— После сочинских гастролей вернулся в Краснодар. О кино и не мечтаю. И вдруг — телеграмма из Москвы с приглашением на главную роль в «Школа бокса». Приезжаю и узнаю, что на эту роль претендовали Олег Янковский, Олег Ефремов, Ивар Калныньш. Но удача оказалась на стороне Паула Буткевича — советского супермена.

— Но ведь вы — профессиональный боксер. Да вас без проб надо было утверждать на роль.

— Возможно, если бы снимали спортивные сцены. Но экзаменовали нас диалогом с тренером, которого играл Армен Джигарханян. И этот актерский «раунд» Буткевич, очевидно, провел точнее. Но зато на меня обратил внимание председатель худсовета Станислав Ростоцкий: «До чего на Жана Маре похож, а нутро Жана Габена». И предложил роль председателя колхоза Ермакова в фильме «Жизнь Федора Кузькина». А у меня уже другие планы. Извините, говорю, не могу. Ростоцкий оторопел: «У меня пол-Москвы на коленях стоит, чтобы только в эпизод попасть. Во деревня!» В общем, настоял, чтобы через три дня вышел на площадку, на которой уже вовсю работали знаменитые Петр Щербаков, Владимир Трошин, Михаил Кокшенов.

— Удалось полностью реализовать себя в кино?

— Для этого надо было променять Краснодарский театр оперетты на московский Театр киноактера. Быть все время на виду в столице — на «Мосфильме», в гуще кинематографического сообщества. Когда тебе 20, если ты — вольный казак, все просто. Но Ростоцкий поздно позвал меня в Москву — сложно срываться с обжитого места, когда у тебя уже годы и семья. Наша профессия слишком зависимая и в социальном плане незащищенная. Андрею Ростоцкому в перестроечные годы приходилось делать на продажу табуретки. Регимантас Адомайтис сейчас плетет корзинки. Вию Артмане выселили из квартиры. Наталье Крачковской не хватает денег на лекарства…

— Говорят, что российские артисты получают бешеные деньги…

— Есть разные: Инна Чурикова, Владимир Гостюхин, Станислав Любшин, Иван Бортник, Армен Джигарханян, Юрий Беляев, Леонид Кравченко — это артисты высшей категории. И получают неплохо. Провинциальные актеры, которые эпизоду рады, бывает, соглашаются и на «сколько не жалко».

Я сам ни на какие кастинги не хожу. В прошлом году уехал отдыхать в Бетту. Звонят: «Для вас есть роль в «Бомбилах». Не успел отдышаться после съемок — позвали сыграть в «Братанах». После пригласили сниматься в «Судье». Бешеных денег, конечно, не зарабатываю. Но приятно, когда приглашают — значит, востребован.

— Можно вывести формулу кинопроцесса?

— Дом. Машина. Съемочная площадка. Шум. Суета. Неразбериха. Нервозность. Команда: «Мотор — начали!» Не успели начать, уже: «Стоп!» Как бег по кругу.

— От такой жизни, наверное, заплачешь?

— Если надо для роли. Причем натурально, горючей слезой, ведь камера наезжает крупным планом. Некоторым для этого приходится закапывать глаза. Но я сосредоточиваюсь на грустных воспоминаниях о своей матери. Вообще, театральному актеру для съемок требуется перестройка. Другая мимика, жестикуляция, пластика. И артикуляция соответствующая, чтобы легко было озвучивать. В кадре сложнее держать паузу. И до того обидно, если при монтаже вырезают дорогие для актера выразительные психологические длинноты. Я заслужил комплимент от Ростоцкого: «Ты — актер первого дубля». Он ценил актеров, которые умеют быть, а не казаться. Ведь, когда камера берет тебя крупным планом, не то что глаза, даже морщинки на лице выдают внутреннее состояние. В театре для вхождения в роль более спокойные условия. На съемочной площадке не остается времени на раскачку. Это не каждому удается. Со мной у Ростоцкого проблем не возникало.

— Искусство требует жертв?

— Приходится жертвовать здоровьем. Фактически все актеры русской школы — со сломанными нервами и больным сердцем. Когда зимой снимают лето, запросто можно схватить воспаление легких. По себе знаю: ведь приходилось плавать в ледяной воде. Хорошо, что на берегу дежурила ассистентка с согретым полотенцем в руках. Нужна сила воли и для того, чтобы за короткое время набирать вес или худеть по заказу.

Да вот яркий пример — Станислав Ростоцкий вернулся с войны без ноги. Но об этом знали только близкие, ведь ходил он, не хромая. Но когда при мне снял протез, я содрогнулся — культя кровоточила.

— Почему вы, человек с таким добрым лицом, в кино играете отморозков?

— В картине, на сцене, у меня своего лица быть не может. В «Убийстве на Ждановской» грим подбирали соответствующий. Какие усы ни примерят, все время мой герой-садист превращался в Гитлера. Оставили обыкновенное лицо. И от этого становилось еще страшнее, когда не урод, не зверь, а с виду нормальный человек приказывает: «Добей его!»

— После такой роли пальцем на вас не показывали, ярлыков не навешивали?

— Да меня просто не узнали. На фамилию в титрах внимания не обратили. Артисты сыграли до того убедительно, что зрители игровое кино восприняли как документальное. А вот режиссеры меня возлюбили. Лицо для съемок подходящее. Дерусь, если что, культурно, по правилам. Однажды режиссера Владимира Виноградова спросили: «Сколько еще будете вешать и расстреливать Бородина?» Он ответил: «Вешать и расстреливать не будем, но жить ему спокойно не дадим». А я и рад.

— В каких фильмах мы с вами вновь встретимся?

— По заказу Первого канала идут съемки фильма «Мой дядя самых честных правил». Однако не хочу ничего прогнозировать.

Свыше 200 ролей на театральной сцене сыграл за 40 лет Анатолий Бородин и 10 ролей в кино.

Беседовали

Людмила РЕШЕТНЯК,

reshetnyak@kubnews.ru