Рецензия на роман Александра Сергеевича Пушкина
Рецензия на роман Александра Сергеевича Пушкина
Зачем нам классика? Можно спокойно обойтись без классической литературы – например, без Антиоха Кантемира или Чернышевского точно никто не обеднеет. Вторую половину стоит прочитать. Литература нужна нам прежде всего как опыт, которого мы сами никогда не постигнем. А вы знаете, что существуют списки сотни произведений, которые должен прочитать каждый? Их несколько. «КН», посоветовавшись с опытными литературами, решили составить свой. И каждую неделю мы будем публиковать рецензии на классику. Первая была на «Гамлета» шекспира. Сегодня новый мировой шедевр – «Евгений Онегин» Пушкина.
Рецензирует роман в стихах профессор, доктор филологических наук Алексей Викторович Татаринов.
В романе «Евгений Онегин» есть «он», «она», «они»: главный герой и Ленский, Татьяна, Ольга и множество других лиц. Конечно, присутствует «я» — интереснейший рассказчик и стоящий за ним Пушкин. «Ты» — это читатель в разнообразии не поддающихся учету портретов. Все указанные местоимения, представляющие тех, кто слушает, и тех, кто говорит, по-пушкински значительны.
Однако еще важнее постепенно образующееся «МЫ» — знак нашего семейного единства, той фамильярности, которая связывает автора, героев, читателей всех времен в единый шумный коллектив. Как в любой семье, здесь ссоры и любовь, прозрения и ошибочные действия. И, конечно, море обыденных штук, смешных, иногда обидных пустяков, из которых только поэт может извлечь бессмертное. «Евгений Онегин» — роман-разговор, текст-беседа, невиданная по качеству слова социальная сеть. Я не знаю другого такого произведения, в котором все мы с вами помещаемся. Многодетные и одинокие, счастливые и уже умершие. Согласно пушкинскому роману, все мы — родственники. И это позволяет автору не церемониться.
Как наши учителя преподают этот безумный роман девятиклассникам? В 15 лет не слишком интересуемся нравственными высотами произведения, отдавая дань авторскому цинизму и не самому доброму опыту. Для такой реакции в «Онегине» простор. Женские ножки, ножки, снова ножки… «Модные жены» с непростыми улыбками флиртуют с безымянными кавалерами, словно сама дамская природа известна автору в самых неприличных казусах. Из разных углов текста поступают намеки на измену, и – что еще тяжелее – на суетность и предсказуемую мелочность любого человека. «Бутылка светлого вина» и другие напитки позволяют отнестись к такой философии с пониманием.
Злой ли Пушкин? Он может быть злым, потому что очень живой. Пострадавшие есть среди важных героев: например, Ольга Ларина и Владимир Ленский. Об Ольге – ни одного доброго слова. Если перевести на язык простой психологии то, что сказано в романе о ее фиктивном простодушии, голубых глазах, льняных локонах, легком стане и общей миловидности, получится примерно следующее. Несимпатичная девушка перед нами – олицетворенный стандарт привлечения типичного самца, без намека на личность, на душу, которую можно любить. Рассказчик бросает слова об Ольге, как вредный школьник, решивший задавить девчонку своей безудержной иронией.
Нельзя человеку быть серийным!
Татьяна многого не умеет: быть приятной, говорливой, ласковой с матерью. В ее незавершенности и непроясненности трепещет только ее сознание, не готовое соответствовать шаблону. Из ее души рождается внезапное чувство, при этом – на всю жизнь. Как из застывшего сердца Онегина происходит выстрел в друга: ведь это не сам Евгений стрелял, а долгие годы формировавшееся нутро нажало на курок, добилось своего. Из Ольги рождается другое – ничего, одно большое «ничего». Ведь, по Пушкину, брак с уланом – ничто длиною в жизнь, вполне обыкновенное, слов длинных не заслуживающее.
А Татьяна – творец: рациональным умом и литературными навыками всем нам известное (в семье ценят и берегут главные послания!) письмо Онегину не напишешь. Такое творчество не обязывает говорить стихами и придумывать романы. Казалось бы, читала сентиментальные книжки. Могла совсем дурочкой вырасти… Кстати, не русский ли она Дон Кихот в женском образе? Тот тоже читал сентиментальщину своего времени, чтобы вырасти в Рыцаря Сердца, способного – как Татьяна – быть искренним и смешным ради ежедневного, ежеминутного несовпадения с серийным «человеком толпы».
Сюжет почти теряется в потоке отступлений. Но с ними приходит понимание главного закона литературы. Истинное художественное произведение, конечно, доступно в пересказе, проясняется в нем. Но по-настоящему живет в новом чтении, в возобновлении своего течения в нашем сознании. «Привычка свыше нам дана: замена счастию она», — такое знание не передается другими словами, не умещается ни в одном из вариантов востребованных теперь «кратких содержаний».
Сюжет, может, и теряется в процессе чтения, но когда спустя годы мы хотим… – нет, не пересказать, а как-то обозначить роман в нашей памяти, главное действие выплывает уверенно, без ошибок. Простая Татьяна призналась в любви слишком сложному Онегину. Он отказал во взаимности, поступил по-своему благородно, не воспользовавшись девушкой, которая не знает законов игры. Прошли годы, герои встретились вновь. Онегин увидел, присмотрелся и воспылал. Татьяна не перестала любить, но она чужая жена, взаимности не будет. Он проиграл. Она не выиграла.
Увидев Онегина в первый раз, Татьяна спокойным шагом пошла к любви и счастью, наверное, догадываясь, что вместе с ними получит сильнейшие страдания. Не получилось. Онегин не подарил ей любовной совместности, заодно избавив от будущих скорбей. В том, что они пришли бы вместе с переменчивым, льдом отшлифованным Евгением, сомневаться не приходится. Тогда настало время для победы повседневного ума, житейской мудрости, исключающей острую радость, но и боль вместе с ней. С генералом, которому Татьяна отдана в жены, сердце мучиться не будет. Покой. Пусть без воли, но все же покой.
Сила Татьяны не в том, что она «неприступной богиней» «окружена крещенским холодом» и устойчивой праведностью. Сила иная: она хотела быть другой. Татьяна вся ушла в любовь, письмом отрезала пути к отступлению. Но ударилась о человека, который не захотел дать страшное и страшно желанное чередование взлетов и катастроф. Онегин направил Татьяну к обыденности – тусклой, предсказуемой, но все-таки живой. В конце романа герой был готов повстречать ее там, занять собой в русле обыденной пошлости. Исправился ли Евгений – жертва выгорания в гламурной пустоте?
«Я думал: вольность и покой / Замена счастью. Боже мой! / Как я ошибся, как наказан…» – Онегин великолепно формулирует свое новое знание. Однако не стоит судорожно вращать машину времени назад, пытаясь переиграть сцену с письмом Татьяны. Пушкин хорошо осведомлен о том, что слова героя, действительно напоминающие формулу просветления, звучат только здесь и сейчас. Их нельзя транслировать в прошлое или повесить на стену в будущем. Они не флаг Онегина, просто его возглас в данный, очень двусмысленный момент. Да и Татьяна об этом знает, поэтому в целом она спокойна.
И все-таки за что Татьяна полюбила Онегина? Просто так – первого интересного? Нет, она увидела за его спиной какое-то небо, познакомилась в лице Евгения с участником операции «Антибыт». Подобного неба нет у мужа-генерала, а псевдоромантические вершины бедного Ленского нарисованы детскими карандашами. А еще она нашла в возлюбленном человека, сумевшего бросить небо себе под ноги, почти растоптать его. И тяжкий сон, в котором Онегин повелевает демонами, и знакомство в онегинском кабинете с сущностью байронизма вроде бы поразили ее. Или просто вскрыли сущность земной любви, когда верх и низ, светлая душа и грешное тело неразделимо сплетаются, а объект своих воздыханий надо обязательно придумать – закрыть глаза и сочинить? Иначе нет любви?
Если в общении с литературой настороженно относиться к образам ужаса и тоски, «Евгений Онегин» может быть назван одним из самых безопасных произведений. У этого романа совершенная система страховки. Во-первых, споря с романтизмом, автор не воплощается в своих героях – ни в физически погибающем Ленском, ни в духовно падающем Онегине. Кто переходит от чтения Лермонтова к чтению Пушкина, понимает, что писать можно не только о самом себе.
Во-вторых, специально созданный Пушкиным рассказчик все знает, все понимает, отличается просторным настроением, умением отодвинуть фиксирующую камеру с кладбищенской точки. Перед нами божественное торможение сюжета!
В-третьих, кладбища как раз и есть, только там не страшно, а спокойно. Эпитафии (Ленскому или отцу Татьяны и Ольги) помогают понять, что смерть – часть жизни. Не надо думать о разложении или наказании в аду: «Смиренный грешник, Дмитрий Ларин, / Господний раб и бригадир, / Под камнем сим вкушает мир». Нет мертвого!
Логично предположить, что жизнелюбивый роман принес своему создателю долгую счастливую жизнь, позволил без труда дотянуть до ста. В самом деле, разве Пушкин не сделал все необходимое, чтобы избавиться от ошибок героев? Он не Ленский: ушел от слишком высоких чувств, никогда не писал плохих стихов, кумиров не имел. Он не Онегин: хандру — долой, женился по любви, детей полный дом. И в тексте, и в персональной судьбе Пушкин говорил: жизнь сильнее литературы, она значительнее самого проработанного проекта, она – наш главный художник, обладающий немыслимой свободой. Жизнь, жизнь, жизнь… Что ж, жизнь согласилась с поэтом, расставив все по-своему: страсть, дуэль, смерть.
Или об этом неожиданном повороте Пушкин тоже знал? Ведь завершается «Евгений Онегин» тихим гимном спасительной скоротечности: «Блажен, кто праздник жизни рано / Оставил, не допив до дна / Бокала полного вина, / Кто не дочел ее романа / И вдруг умел расстаться с ним, / Как я с Онегиным моим».
В пушкинском романе обнаруживается лестница в небо недостижимой художественной высоты. Вдвойне интересно, что платформой для лестницы оказываются вполне земная суета, неудержимая ирония и детализированная человечность, легко соединяющая в одной семье нас и русских людей первой половины XIX века.
Самые известные цитаты
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
***
Привычка свыше нам дана —
замена счастию она!
***
Трудов напрасных не губя,
любите самого себя.
***
Он чином от ума избавлен.
***
Под старость жизнь
такая гадость…
***
Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей.
***
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
***
Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
***
Любви все возрасты покорны.
***
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей.
***
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не рай.
ОДНАЖДЫ В АМЕРИКЕ
Опера «Евгений Онегин» на музыку Чайковского успела поучаствовать в скандале. Причем в центре оказалась наша землячка Анна Нетребко, исполнившая партию Татьяны. В сентябре 2013-го появилась петиция против выступления Анны Нетребко и Валерия Гергиева в Метрополитен-опера. Мол, артисты поддерживали Владимира Путина, а при нем был принят закон, якобы ущемляющий права геев.
В Метрополитен ответили мудро: «Мы поддерживаем всех наших артистов. И поскольку наша миссия художественная, было бы неуместно использовать наши постановки в политических целях». Спектакли состоялись.
Справка «КН»
Алексей Татаринов – доктор филологических наук, профессор, литературный критик, заведующий кафедрой зарубежной литературы КубГУ. Автор книг «Пути новейшей русской прозы», «Дионис и декаданс: поэтика депрессивного сознания». К чтению привели «Приключения Тома Сойера», а к науке рассказы Леонида Андреева. Прозу Андреева любит за совершенное изображение мрака, а Достоевского – за совершенное преодоление этого мрака. Хобби – футбол и рецензирование матчей.
***
На выпускных экзаменах в лицее Александр Пушкин показал лишь 26-й результат из 29.
***
Дуэль с Дантесом была 21-й в жизни Александра Сергеевича, причем в 15 случаях поэт сам выступал инициатором.
***
Внучка поэта была замужем за внучатым племянником Гоголя. У них есть и потомки. Одна из них – Татьяна Лукаш – живет сейчас в городе Клин.
***
Пушкин побывал на Кубани два раза. Оба – по пути на Кавказ. Об одной из поездок он писал брату: «Видел я брега Кубани и сторожевые станицы, любовался нашими казаками. Вечно верхом, вечно готовы драться, в вечной предосторожности!...».
