Потом тоже был туман. В глазах и в сознании, когда он увидел, что вместо правой руки от самого плеча – только ошметья. И отчетливо помнит первое, что он попросил сгрудившихся над ним солдат: «Ребятушки, д-дайте закурить!»
Мы сидим с Сергеем Юрченко в небольшой комнатушке, у которой сразу три названия – общественная приемная Совета ветеранов Афганистана, комитета членов семей погибших военнослужащих и тимашевской организации ветеранов боевых действий на Северном Кавказе. Он ловко орудует одной рукой над чайными чашками, раскладывая по ним пакетики, а я не спускаю с него глаз с непривычки.
– Да не смотри ты на меня так! – взрывается Сергей. – Я инвалидом себя и не чувствую. По хозяйству управляюсь, машину вожу, пишу левой рукой.
Но я не спускаю с него глаз и вспоминаю своего отца. В боях под Берлином ему оторвало кисть правой руки. Но то была война, а тут мирное, так сказать, время. Он тоже писал левой рукой, левой рукой строил свою и нашу жизнь. Вот и Сергей тоже левой рукой строит свою и жизнь своей семьи.
КАК БАБАИ В ПОХОД ПОДНЯЛИ
Когда вернулся из армии, как он выразился, непонятки начались. До срочной службы на ферме был механизатором. Зарплату платили. Вернулся на прежнее место, работа вроде есть, а зарплаты нет. В город, не рвался. К земле тянуло больше. Ну, не то, что там, пахать или сеять, а удобрения возить, сено и прочее. Транспортировкой, словом, заниматься.
Была детская мечта танкистом быть, как старший брат, погибший в лихие 90-е. Не срослось. Вернулся в родные пенаты, к маме, что б опорой ей быть. А что молодому надо? Работу достойную, да зарплату такую же. Но далеко не все сходилось в плюсе.
– А тут бабаи полезли на Дагестан, – говорит Сережа. – Смотрю телевизор, и зубы скрипят. Опять разная шелупень на нас прет.
Бабаями он басаевцев называет. Что подтолкнуло его пойти в военкомат, толком сам не знает. Но все-таки, скорее, обида захлестнула. Страну разная сволочь терзает. Чего ж тут у телевизора на диване валяться. На следующий день подписал контракт. Маме сказал, что на заработки собрался.
Краткосрочные курсы в многострадальной майкопской дивизии – и в Моздок. Потом и в Дагестан. Попал в охранение штаба. Стал пулеметчиком.
– С местным населением жили нормально, – продолжает он. – Хорошие люди везде есть. Продуктами делились, хотя и сами, частенько, с хлеба на воду перебивались. Тут не дома, жареной курочки никто не предложит. Это сейчас в армейской столовой блюда на выбор предлагают. Выручали ребята, что были на «передовой». Война-то ведь. Домашней скотины бесхозной тогда много по горам ходило. А моя-то 2-я чеченская компания всего месяц с небольшим и продлилась.
Группировка переходила Терский хребет. Природа красивая, как у нас сейчас, со снежком. Только, когда поднялись выше, все окутал жуткий туман. То ли водитель дорогу не рассмотрел, то ли она просела, но БМП вместе с Сергеем на броне слетела в пропасть. И темнота…
– Помню, как меня подняли, ничего не видно. Включили сверху фары машин. Пацаны меня промедолом накололи, поэтому я сразу и не понял, что у меня руки нет. Оторвало ее по самое плечо, которое жгутом перетянули. Смотрю, болтаются лохмотья. Когда медбрат их ножницами подравнивал, я, сам того не желая, врезал ему ногой. Потом вертушка, Моздок, Ростов, госпиталь.
__.__
Все было, как в тумане, как на том горном перевале, когда бээмпэшка сорвалась в пропасть, когда и секунды не было на размышление – держаться ли за ствол орудия или спрыгнуть с брони и самому лететь на камни с надеждой выжить.
__.__
Много дней пролежал на койке. Было время хорошенько подумать. Но, ты знаешь, насчет будущего не заморачивался. Как посмотрю на соседние койки и говорю сам себе: парень, да ты еще ничего. У других ни рук, ни ног. И пережили больше, чем я. Когда ребята меня из пропасти вытаскивали, по живому плечу похлопывали, говорили: Серега, тебе еще повезло. Запросто могло на гусянку намотать. На гусеницу, значит. Вот такое мне счастье привалило.
– Ну, а мать-то что, как ты ей сказал?
– Писал, мол, не переживай, у меня все в порядке. Только, сам понимаешь, письма ведь из госпиталя идут. Конечно, досталось и ей, но она у меня молодец была. Все видела, все понимала и душу мне не рвала. Хотя знаю, много слез пролила…
Проснулся утром дома на кровати. Тишина. Лишь за окном петух поет. Лежу, смотрю в потолок, на котором играют солнечные зайчики, и говорю сам себе: с сегодняшнего дня, Серега, у тебя начинается другая жизнь.
Началась. Пошел по друзьям отмечать возвращение и что жив остался. А потом взял себя в руки. Перед глазами отец стоял, пусть земля ему пухом. Шахтером был, дружки не переводились. Мать Сергея тогда и поставила вопрос ребром. Сказал сам себе: хватит! Стал бумаги оформлять, получил пенсию по инвалидности и устроился в местный совхоз сторожем. На дворе было начало нового тысячелетия.
ПАХАТЬ ЛЕГЧЕ, ЧЕМ ПРОДАВАТЬ
С соседкой Надей, как Сергей говорит с придыханием, гарной дивчиной, они дружили еще с детства. После трагедии гнал от себя самые смелые мысли, не надеялся ни на что, а оно и срослось. Поженились. А семья – это уже совсем другое измерение. На пенсию не разгуляешься. Надо делом заниматься. Решил – овощеводством. Соток 20 с гаком – тоже земля. Взял в кредит мотоблок, купил семена. С землей ведь с детства знаком. Посадили с женой винегретную свеклу. С фермерами советовался, но главное пропустил. Как только она взошла, ее тут же блошка и уничтожила. Пришлось снова ползать на корточках, снова засаживать свои сотки. Рассказывает, был бы тогда компьютер, многих проблем удалось бы избежать. Но урожай, как и история, не терпит сослагательного наклонения. Уже потом, когда набил шишки, стало получаться.
Прибавили еще полтора десятка соток, засадили чесноком. Получилось по максимуму. По ночам руками поливал. Потом поправляется – рукой. Лет 5 занимались овощами, пока не случилась картофельная эпопея, которая окончательно доконала овощной бизнес семьи Юрченко.
– Тогда государство к таким овощеводам, как я, лицом не поворачивалось. Это сейчас, слышу, стали строить логистические центры, куда по определенной цене можно сдавать свою продукцию. А тогда – как Бог даст. Везешь овощи в станицу Ивановскую на оптовый рынок, а там перекупщики за копейки урожай скупают. Ну, вскипишь, дело чуть не до рукоприкладства доходило. А толку?
В последний год, перед тем как завязать с овощеводством, Сергей возил на продажу молодой картофель. У друга был микроавтобус. Загружают машину под завязку – и вперед. Едут в Ивановскую, там цены нет. Звонят знакомым ребятам в Славянск, там то же. Звонят в Аксай, Ростов, картина не лучше. Едут на Краснодар. Спрашивают охранника: шансы какие? Тот открывает журнал, а там в графах привоза одно только слово – картофель … Снова звонят на Аксай. Вроде чуть выше цена стала. Срываются туда. Приехали, и тут снова облом. Опять на Краснодар что ли? У друга жена в Шахтах на рынке торгует. Пообещала помочь. Кое-как определил Сергей свой урожай. А молодой картофель имеет свойство быстро портиться. Больше тонны и вывалили на свалку. Даже по нулям не вышло.
Зачем я подробно об этом рассказываю? Так это тоже есть жизнь. То, как копеечка достается. Сергей добрался домой и сделал вывод, что картофель – это не тот «фрукт». Пока государство таких, как он, не востребует и не придет на помощь с реализацией. Теперь он снова засучивает рукава. На сей раз на животноводство. Зарегистрировал свое крестьянско-фермерское хозяйство. Будет откармливать бычков.
НОВЫЙ ВЕКТОР
В упорстве, конечно, Сергею не откажешь. Если что задумал, своего добьется. Во всяком случае, очень старается, чтобы так было.
– Меня на новое дело Коваленко надоумил, царство ему небесное. Наш бывший председатель местного Союза ветеранов Афганистана, –рассказывает. – За какое дело ни берусь, всегда вспоминаю его слова. Сказал он так: «Ты, Сережа, не смотри, что тебе трудно, а смотри, что ты можешь сделать». Вот я к его словам и отношусь, как к словам родного человека.
Юрченко после хождения по высоким «кругам» получил-таки грант. И в банке дали кредит. Это было уже кое-что, конечно, но еще не столько, чтобы свое дело поднять.
– Бегал по знакомым, занимал, от семьи отрывал, но задуманное старался осуществить. Вроде и хозяйство небольшое, не таких уж и больших денег требует, ну, а если и тех нет! Грант, конечно, вещь хорошая, но не без недостатков. Кто эти гранты придумывал, сразу видно, в кабинетах их составлял, на земле не работал. Правила требуют все делать по бизнес-плану. Оно, вроде и правильно, но что приобрести, так только по безналу. НДС очень много «съедает». Если бы расчеты наличкой велись, выиграл бы гораздо больше. Больше было бы возможностей для маневра. Взять, к примеру, трактор «Беларусь». Ему же «сносу» нет. С готовностью приобрел бы подержанный и за меньшую сумму, чем мне пришлось покупать мини-трактор челябинского завода. Я бы руки поотбивал тем, кто из китайских материалов там сборку делает. Все пришлось самому перекручивать. Толком еще не работал, а уже навернулась топливная аппаратура. Теперь туда надо отправлять сломаный, оттуда ждать и самому все расходы оплачивать. И так во всем.
До демонитизации льгот, говорит Сергей, лучше было. А с нею отобрали многое. На квартиру в очередь инвалиду боевых действий уже не станешь, зубы за просто так не подлечишь, на бесплатный автомобиль и не рассчитывай, хотя на предприятиях дают машину инвалидам.
– Да не стону я. Одной рукой и мотоблоком управляюсь, что не каждый и двумя сможет. Только обида иной раз подкатывает.
ЕЩЕ ОДНА СЕМЬЯ
Мы сидим с Сергеем в комнатушке, у которой, как я уже говорил, три названия. За его спиной на стенах фото «военных» лет. Беру это слово в кавычки, а сам думаю, а ведь действительно военных, хотя этим словом происходящие события никто не называл. Военный конфликт, компания… Так разницы нет. Суть одна – ребята Родину защищают и кладут за нее свою жизни. А у тех кто, слава Богу, домой возвращается, почти у всех вторая семья появляется. Вот и Юрченко нашел родных себе по духу людей.
– Здесь я познакомился с Ларисой Михайловной Дудиной, председателем комитета матерей погибших военнослужащих. В трудную минуту, когда хандрил душевно, она меня здорово поддержала. У нее самой сын погиб в Чечне под Харсиноем. Это то самое село, где 6-я рота ушла на небеса, а до нее наши спецназовцы погибли. Помнишь фильм «Грозовые ворота»? Так ее сын как раз там сражался. Она и собрала мамочек вокруг себя. У кого сын погиб в Афганистане, у кого в Чечне, да и других мест хватает, где наши геройские парни воевали. Глядя на нее, иначе на жизнь начинаешь смотреть. Она нас всех, по-доброму, конечно, в узде держит. Мы ее между собой не иначе, как мамочкой и называем. Не потеряла она веру в добро. Детвору сюда водим, уроки мужества для них проводим. У меня-то тоже за молодежь душа болит. Хотя, должен заметить, в подавляющем большинстве она у нас хорошая.
А еще Сергей горячо рассказывал про Виктора Резниченко, афганца, руководителя ансамбля «Шурави». Он со своими ребятами чуть ли не по всей России с концертами выступает, а собранные средства отдает инвалидам войны или поддерживает матерей погибших ребят.
– Я это видел. Слезы иной раз сами на глаза наворачиваются. А бывает, чужим горем настоящие мрази прикрываются. Напоют, деньги по карманам и поминай, как звали. Одних залетных, помню, из Одессы поймали. Ногу по-пьяни потерял, а туда же. Но настоящих мужиков несравненно больше. Знаешь, что сейчас за душу берет? Да вот, вчера по телевизору показывали. Люди будь-то в Москве или Мариуполе, или в Киеве поют песни советских времен. Народ, он все равно свое возьмет!
Сергей рассказал, как они в Донецк ездили, гуманитарку возили, как их там встречали и что им довелось увидеть. Абхазские ребята тоже участие принимали. Всем миром свой мини-конвой и «соорудили».
__.__
Батюшка рассказывает детям о русском воинстве, а со стороны Запада свинцовая туча заходит. Дошла до огромного православного креста на высоком холме и растворилась.
__.__
А еще Сережа вспомнил свою дочь, ее рассказ, как она со своими сверстниками, в рамках патриотических мероприятий, проводимых и афганцами, комитетом матерей погибших воинов, организацией ветеранов боевых действий на Северном Кавказе, под Псков ездили – по святым для каждого русского человека местам. Батюшка рассказывает детям легенды о русском воинстве, а со стороны Запада черная грозовая туча нависает. Дошла до огромного православного креста на высоком холме, у которого стояли дети, и растворилась.
– Как растворяется на российских просторах страшное зло, которое приходит на нашу землю, – философски подчеркивает Сергей. – Я люблю наше кино, особенно военные фильмы. Бондарчука старшего обожаю. «Они сражались за Родину», фильм наизусть знаю. И, как смотрю его, очередной раз, всплакну. И не стесняюсь своих слез. Ты же знаешь, что слезы мужчины – это невысказанные слова. А иной раз столько сказать хочется!
Фото Юрия ХОДЗИЦКОГО
