Но кто ж лучше, чем он сам, расскажет нам об этом?
Интервью он дал накануне 10-летнего юбилея издания и своей отставки. Добавим только, что Придиус – по сути, один из тех, кто создал кубанскую журналистику нового направления. Связал новое и старое, и тем самым сохранил традиции. В то смутное «время разброса камней» он сплачивал, сберегал, возрождал.
__.__
ДЕСЯТЬ ЛЕТ КАК ОДИН ДЕНЬ
— Сегодня «Кубанские новости» самая тиражная газета не только на Северном Кавказе, но, говорят, и во всей России...
— Да, среди региональных газет она самая тиражная в стране.
— Но интервью с вами, Петр Ефимович, хотелось бы начать с тривиального вопроса: как родилась эта газета, что послужило поводом для ее появления? И почему вы стали ее редактором?
— Скажу так: для меня создание этой газеты явилось неожиданным сюрпризом. Стояла осень 1990 года. Многие помнят то время: разгул демократии, свержение авторитетов, плюрализм... В крае тогда выходила всего одна большая газета «Советская Кубань», которую редактировала умная, грамотная, но своенравная журналистка. Формально газета была органом крайкома и крайсовета, вроде как слуга двух господ, но на самом деле она традиционно принадлежала крайкому. Так вот. В эту пору «демократы», старательно расшатывая партию, извлекли из аналов истории старый лозунг «Вся власть — Советам!» Оно и вправду, Советы вовсю бурлили, достаточно вспомнить шумные заседания Верховного Совета СССР, которые транслировались на весь мир.
У краевого Совета действительно возникла необходимость иметь свою газету. Я в то время являлся депутатом краевого Совета. И вот однажды приглашает меня к себе Николай Игнатович Кондратенко (мы давно знали друг друга, были на «ты») и говорит:
— У тебя, Петро, большой журналистский опыт, ты хорошо знаешь пишущую братию, помоги мне: придумай название новой газете и подбери кандидатов на пост редактора. Нам нужна своя газета, понимаешь?
Чего же там было не понимать! Я, что называется, постарался: составил сначала список названий, их набралось десятка три, в том числе и дореволюционные — и «Кубанские ведомости», и «Кубанский курьер», и «Вольная Кубань» (издавалась такая газета при Деникине), и «Кубанский край», но вот чего не было в том списке, так это «Кубанских новостей».
— А что интересно представлял собой второй список?
— О-о, там значилось 18 известных на Кубани журналистов, в том числе и тех, кто впоследствии оказался в записных демократах, но тогда-то как было их распознать — такие были забубённые коммунисты! Передал я эти списки председателю крайсовета и как гора с плеч. Дня через три иду утром на работу: октябрь, сухо, тепло, начинается листопад, на душе легко, никакого предчувствия беды. Переступил порог кабинета — звонок: «Вас приглашает Николай Игнатович!» Захожу к нему, они вдвоем, он и его зам. Поздоровался, присел к столу, молчат. Переглядываются меж собой, на меня посматривают, в глазах обоих что-то затаилось, но молчат. Потом Кондратенко и говорит:
— Хороших ты кандидатов подобрал в редакторы, но одного, девятнадцатого, забыл.
— Кого ж это? — полюбопытствовал я.
— Себя, Придиуса. Я чуть не онемел.
— Нет, — говорю, — это исключено. Я уже на своем веку создавал газету на целине, в Казахстане. Это, знаете, хуже переезда, даже хуже пожара.
— Ладно, дорогой товарищ, — Николай Игнатович встал, подошел сзади, приобнял меня за плечи, — не соглашаешься? Мы доложим сессии, что не просто уговаривали, а умоляли.
— Ну, это уж слишком! — не стерпел я.
— В таком случае пойми, — смягчил тон Кондратенко. — Нам нужна хоть одна русская газета. Русская, понимаешь? Видишь, что в стране творится...
И я поднял руки: сдаюсь!
—Любопытно все-таки, с кем вы делали первые номера, каков был тираж...
— Весть о том, что будет выходить новая газета, быстро стала достоянием журна листов. Тогда это было явление, событие, совсем не то, что теперь, когда почти каждую неделю рождаются и умирают газеты-однодневки. Буквально на следующий день ко мне пожаловал Николай Рыжков, журналист-пахарь, скромняга, которого знала, пожалуй, вся Кубань. Подал руку и всего-навсего сказал: «Я пришел...» Молча передав ему ключ от соседнего кабинета, я попросил: «Начинай планировать первый номер». Он: «А название ее?» Пока, - отвечаю, нету. Дня три мороковали мы с Кузьмичом (так звали его все — и коллеги, и внештатники), потом он и говорит: «Без Олега Бершадского нам не обойтись...» Я согласился. Олег Иванович работал в это время ответсекретарем «Советской Кубани» и считался одним из лучших «технологов» газеты. Однако нам он пригодился не только в качестве ответсекретаря. Дело в том, что у нас с Кузьмичом не было ничего, кроме ручек и чистой бумаги. Правда, к этому времени крайсовет делегировал к нам в качестве «толкача», или зама по хозяйству, своего инструктора Владимира Войтенко, а еще при шли наниматься машинистка Соня Барчо и корректор Наташа Потапова. Слава Богу, все они и сегодня на своих местах, как и десять лет назад.
Выпуск первого номера газеты намечался на апрель месяц, в лучшем случае на 5 мая, День печати. Повторяю! Ничего у нас не было — ни полиграфической базы, ни бумаги. И тут-то и пригодился нам Олег Иванович. Он полулегально набирал, верстал «Кубанские новости» в недрах «Советской Кубани», а в ночь под 5 января и отпечатал. Ту ночь мне не забыть вовек. Первый номер, пахнущий типографской краской. Честное слово, я радовался ему, как родному ребенку. Были у меня сын и дочь, а это появилось третье дитя.
Утром киоскеры предлагали читателям новую газету. Говорят, к обеду «размели» все 3 тысячи экземпляров. А в издательстве, между тем, был шок, грозный директор (великий «первопечатник» Мамчур!) снимал стружку со всех причастных к «Кубанским новостям». Как видите, официальная газета была какое-то время на нелегальном положении.
— А что потом?
— Читатели быстренько вошли во вкус. На 2-е полугодие оформили подписку 36 тысяч человек. И с каждым полугодием тираж «Кубанских новостей» рос, как опара на дрожжах: 75 тысяч, 105, 140 и, наконец, пик — 170 тысяч! В последние годы, в зависимости от экономической ситуации, проще говоря, от кошелька, тираж газеты то растет, то немного снижается, но ниже отметки «100 тысяч» не бывает.
— В чем, на ваш взгляд, секрет такой популярности газеты?
— Прежде всего, это курс «Кубанских новостей». Читатели нарекли газету народной, и это нас, журналистов, ко многому обязывает. Мы пережили мрачное, тяжелое десятилетие, но с курса своего не сбились, ни на шаг не сошли в сторону.
— Простите, а каков он, этот курс?
— Тогда, в самом начале пути, я определил его предельно просто: человек — семья — станица (город) — Кубань — Россия. В нашей газете можно писать о ком и о чем угодно, но категорически воспрещено возводить хулу на родную мать и на Россию. Все остальное можно. Сегодня людей, как и издания, делят на левых и правых, как прежде, — на красных и белых. Мы же не хотим быть ни левыми, ни правыми, мы стараемся быть нормальными. А что этот курс вполне оправдался, красноречиво свидетельствуют редакционная почта и круг наших авторов. Редакция ежедневно получает от 30 до 60 писем и ни одного не оставляет без внимания. Второе — авторы. Мне, право же, лестно сознавать, какие замечательные люди охотно сотрудничают с «Кубанскими новостями», бывали или бывают и теперь гостями нашей редакции. Весьма символично, что самым первым гостем «Кубанских новостей» был композитор-песенник Григорий Федорович Пономаренко. Он еще пошутил: мол, я народный, значит и вы, друзья, должны быть народными. Григорий Федорович протоптал стежку-дорожку в редакцию многим знаменитостям, таким, как Борис Штоколов, Игорь Лученок, Геннадий Заволокин, Виктор Захарченко... Кстати, Виктор Гаврилович неоднократно бывал у нас вместе с хором. На страницах «Кубанских новостей» он опубликовал серию статей-раздумий «Слово о хоре и не только о нем», которые впоследствии составили одноименную книгу.
Искренними друзьями газеты стали известные писатели, художники, артисты, государственные и политические деятели.
— Сегодня «Кубанские новости» отличаются от большинства газет пристальным вниманием к теме межнационального согласия, что сейчас актуально, как никогда.
— Согласен. Не надо забывать, что в нашем крае с его 5-миллионным населением мирно уживаются представители 130 наций и народностей, при этом ситуация в регионе сохраняется довольно спокойная. Думается, этому посильно способствуют и «Кубанские новости». У нас в течение десяти лет регулярно выходит тематическая страница «Кунак», большой резонанс имеют публикации под рубрикой «Сестра наша — Беларусь», живо откликается газета на события в Югославии, Абхазии и, особенно, в Чечне. На страницах «Кубанских новостей» встречались и будут встречаться впредь адыги и осетины, русские и белорусы, сербы и казаки. А кто, если не мы, предоставим им право иметь свое мнение и донести его до сотен, тысяч людей. Место дружбы — наша газета, место духовного общения — наша газета, уверенность, что тебя не переврут, не оболгут — наша газета...
— Петр Ефимович, многие называют «Кубанские новости» казачьей газетой. Так ли это?
— Если действительно называют, то это делает нам честь. Да, наша газета стояла у истоков возрождения казачества, она была, если хотите, его рупором, трибуной. И совсем не случайно III Всемирному сбору кубанских казаков, состоявшемуся 14 октября минувшего года, был посвящен весь номер «Кубанских новостей», повторяю: весь, от первой до последней строки.
— А правда, что вы тоже атаман?
— Маленький атаман. В своей родной станице Бесстрашной. Избрали атаманом в мое отсутствие, как говорят, без меня меня женили...
— Наконец, хочу спросить: как вы относитесь к идее независимости прессы? Возможна ли она? Если да, то в какой степени? Насколько независима ваша газета?
— Идею независимости СМИ придумали лукавцы и прохиндеи. Рассчитана эта идея на простодушных и доверчивых. Все журналисты зависимы, все на свете, но зависимы по-разному: кто от денежного мешка или дырявого кошелька, кто-то от мировоззрения партии, движения, группы лиц... Я лично тоже зависим. Спросите — от чего? Пожалуйста, поясню.
Я часто задумывался над этим... Свои ориентиры вижу просто. У меня два крыла: одно — а что обо мне сказали бы мои родители, то ли я делаю, так ли живу? А второе — что обо мне скажут мои дети: верно ли поступаю, не дрогнул ли? Я зависим от этого чувства, какими бы высокими не казались эти слова. И любой нормальный человек живет ради этого, этим свою жизнь меряет. Так свободны ли мы, понимая это? И потому в высокое предназначение газеты верю, хочу, чтобы мы этому следовали. И с радостью, прямо на вопрос о независимости отвечаю: мы не просто зависимы, мы восторженные заложники выбранного курса, выбранного пути. На этом направлении газете жить, становиться лучше, расти. Она, в отличие от детей настоящих, которые с возрастом становятся независимей, свободней от родителей, этот мой ребенок — газета — требует все больше внимания, терпения, все больше времени, любви, таланта. Я не знаю доли более трудной и более сладостной, чем доля журналиста. Нет доли труднее и почетней, чем быть журналистом. Журналистика — та область, та работа, в которой надо не просто гореть, а сохранять голову ясной при пылком сердце. Об этом говорил и буду говорить своим коллегам, тем, с кем делаем газету. И им желаю не растерять того огня, который соединил нас воедино. Пусть наша газета живет, растет, радует людей.
Может, я в этом наивен или романтичен, но упорно желаю любви газете.
__.__
Бесстрашный дедушка
Правду сказать, журналистика в то время разделилась на коммунистическую и антикоммунистическую. Придиус, несмотря на свои политические взгляды, всегда видел за всем этим, прежде всего, человека, человеческие отношения. Точнее, как он сам писал, «соотношение в человеке добра и зла».
Со слезами на глазах, к примеру, рассказывал о своем дедушке-белогвардейце, истории родной Кубани. Чем однажды удивил своего коллегу писателя Владимира Рунова. Об этом он вспомнил в своей книге «Эскизы на фоне миражей»:
«Было это в США, в городе Индианаполисе, где мы вместе изучали американскую правовую журналистику, жили в одном гостиничном номере и длинные ночи индейского лета коротали за дружескими и, чего греха таить, откровенными разговорами под местное баночное пиво. Вот тогда Петр Ефимович и поведал мне о своем двоюродном дедушке, который в годы оккупации Кубани служил старостой в станице Бесстрашной, но успел уйти с немцами и в данный момент проживал в окрестностях Филадельфии, где его и собирается тайно навестить Петр Ефимович. Оказывается, уже даже созвонившись с ним по этому поводу.
– Твердо знаю: крови на нем не было! – говорил возбужденно. – Он и в старосты-то подался, чтобы отвести фашистский топор от шеи односельчан... А когда наши подходили, хотел встретить их с повинной, да в последний момент передумал, словил за гриву первого попавшегося под руку коня и ускакал в горы... Да, он воевал с красными в Гражданскую, прибился даже на какое-то время к Фостикову, тому, что водил по урупским буреломам улагаевцев... Жалко было хозяйства, заработанного непосильным трудом... Взяли вот так сразу и отобрали все – скот, лошадей, сеялки-веялки, семью по Северам разогнали, только за то, что казак...
– Слушай! – оживился я. – А дед-то твой, выходит, с Жуковым воевал...
– Скорее всего! – ответил Придиус. – В наших местах те лефортовские рубаки славно шашками помахали, бились с казаками насмерть, за дело революции себя не жалели, но пощады и другим не давали. Классовая борьба – это, брат, страшная штука, особенно при истреблении собственного народа... Трудно тогда было определить, куда бедному крестьянину оглобли поворачивать – к белым или красным... – Придиус сковырнул крышку очередной банки, протянул ее мне и продолжил:
– Жуков ведь в конце жизни признался Симонову, что в большевики-то попал почти случайно...
– То есть как? – выразил я неподдельное изумление.
– А вот так! Когда летом 15-го года его призвали в армию, война уже шла полным ходом, и он скрыл, что в Москве окончил четырехклассное училище. Зачем, спрашивается? А затем, что это открывало возможность идти не в солдаты, а в школу прапорщиков. Он не хотел этого и сообщил, что у него лишь два класса церковно-приходской школы...
– Чем же прапорщик хуже солдата? Небольшой, но офицер все-таки... – продолжал я недоумевать.
– Офицер, но какой? Никудышный! Так прозорливо решил будущий маршал перед уходом в армию. Поэтому предпочел солдатскую бравость, поскольку у себя в деревне увидел случайно двух новоиспеченных прапорщиков из числа тех, кого выпускали тогда тысячами: худых, тонкошеих, прыщавых, этакий никчемный хворост войны. А Георгий Константинович, уже вкусивший столичной жизни, не хотел такого, поскольку понимал, что окопники слушать его не станут, в сущности, еще мальчишку, нацепившего офицерские погоны. Он хотел иного и оказался прав, пойдя по солдатской стезе. Вскоре в той среде выдвинулся храброй лихостью, сообразительностью, поднялся до унтера, получил два «Георгия» за конкретные подвиги. Несмотря на молодость, уже слыл в солдатской гуще фигурой авторитетной и совсем не случайно после Февральской революции был выбран председателем эскадронного комитета, а потом и членом полкового. Сама судьба выводила его на маршальский путь...
Слушая Придиуса, я понимал, что он не столько убеждал меня, сколько сам утверждался в верности того, о чем размышлял. Правда, вскоре я и сам нашел подтверждение сказанному Петром Ефимовичем…
Я и сейчас убежден, что Придиус не случайно столь заинтересованно рассуждал о Жукове. Его, безусловно, волновала судьба этого человека, в которого природа вложила так много русского: таланта, упрямства, преданности, самодурства, мужества, жестокости, стойкости, целеустремленности, прямолинейности, грубости и, конечно, любви, прежде всего к женщине. Вознесенный в самые высокие небеса и обрушенный оттуда в оскорбительные тени забвения, он метался и страдал в дачной клетке, но вынужден был мириться с неблагодарностью завистников самой серой окраски, занявших ключевые посты в государстве и партии, что защищал, не жалея ни себя, ни других.
Мне кажется, что Придиус медленно, но верно подступал к теме, которая волновала его бесконечно и которая по сию пору закрыта плотной завесой умолчания – подавление казачьего сопротивления молодыми красными кавалеристами вот тут, в этих буреломистых свободолюбивых местах, пронизанных диковатой речкой с коротким, как хвост кавказской овчарки, названием Уруп.
В конце жизни Петр Ефимович активно занимался писательским трудом и однажды сотряс партийное сообщество повестью «Звездопад», где откровенно, а главное – со знанием дела (чай, не зря служил завсектором печати крайкома КПСС), поведал об опасной раздвоенности морали: одна – для коммунистических бонз, а другая – для народных масс, что, в конечном итоге, и привело к обрушению всей государственной конструкции. Когда работал там, в «сером доме», считался кем-то вроде внутреннего мигранта, этакого казачка засланного. Об этом, наверное, догадывались, но прямых улик не было, пока бывшая жена, охваченная жаждой мести, не отнесла в крайком его дневник:
– Нате, почитайте на досуге, чем ваш «верный ленинец» по ночам забавляется! Почитали и в тот же час указали на дверь…
Рано утром, было еще темно, он меня разбудил и, одетый по-зимнему (в Индианаполисе наступили холода), громким шепотом сказал:
– Я уехал... Сам знаешь, куда…
Через пару суток, также на рассвете, Петр Ефимович появился в широкополой шляпе из грубой коровьей кожи:
– Сорок часов дед плакал, душу рвал своим треклятым Урупом... Все вспоминал, спешил высказаться. Сейчас, говорит, помирать можно... Вот шляпу на память подарил «со свово плеча»... Настоящая, ковбойская! Буду в Бесстрашной овец пугать...
Но вот беда, скончались они почти в одно время, 97-летний дед и его внучатый племянник, почти на треть моложе. Сломила Петра Ефимовича внезапная смерть сына. Пилот Афгана, отважно пронзавший неприступные ущелья Гиндукуша, не сгорел в смертельно опасных вертолетных рейдах, не был даже ранен, избежал привычного для гиблых азиатских водоисточников гепатита, а умер ясным днем на тихой краснодарской улице за рулем простеньких «Жигулей». Почувствовал себя необъяснимо дурно, съехал на обочину, повернул ключ зажигания... и все!
Вот этого Петр Ефимович вынести уже не смог. Тем ключом сын остановил и его неуемное сердце. Случилось это в пору пылающего разноцветьем отрадненского бабьего лета, любимого Петром Ефимовичем времени года…».
__.__
Степан Хуторской и баба Нюра
Многие, наверно, помнят, что Петр Ефимович выступал на страницах «Кубанских новостей» под псевдонимом Степан Хуторской. Вроде сметливого мужичка из села, который рассуждает о нынешней жизни. Вот его, на первый взгляд, забавный, с сальцом, рассказ хуторского балагура деда Люшни про бабу Нюрку. На самом деле это боль автора за весь народ.
Из ее рассказа события разворачивались так. Ехала она на бричке с Васькой Опорком, соседом. С сенокоса. Сидели на возу рядышком. Потом он начал: положил руку на плечо, стал поглаживать затылок шершавой ладонью. Она думает про себя – ну-ну, посмотрим, что оно дальше будет? Дальше он положил руку ей на коленку. Она опять думает – что же оно дальше будет? Он лифчик ей на спине расстегнул. А левой рукой к резинке внизу «подкрадуется», да еще нашептывает: «Не бойсь, Нюра, не бойсь». «Ну, думаю, расстебывай, стервец, подкрадуйся, посмотрим, что оно дальше будет…
Прокурор не выдержал и как крикнет: «Хватит, гражданка Нюра! Зачем, что дальше будет!..» После этого рассказа деда Люшни дюже грамотный хуторской библиотекарь стал вразумлять хуторянам аналогию.
По аналогии получается, что в Беловежском лесу ребята здорово выпили, но закусывали плохо. Поэтому Советский Союз распустили. А мы, народ, подумали: посмотрим, что оно дальше будет?» Потом эти рассказики издали даже отдельной книгой под названием «Богато ж у нас всяких глупостев». Предисловие к ней написал Иван Варавва: «Твори, любый! Нашим з тобою землякам Слово твое нынче, может, потребнейше и вежливейше самых живительных лекарств».
Биография
Петр Ефимович Придиус родился в далеком 1932-м в станице Бесстрашной Краснодарского края.
Отец его, по словам самого Петра Ефимовича, меняя плуг на винтовку, прошел три войны, на четвертой, Великой Отечественной, погиб. Петр в семье – младший. Старший, Алексей, работал председателем колхоза, Иван стал заместителем министра юстиции Кабардино-Балкарии, Павел – начальником противопожарной службы в Уxте, Григорий был знатный печник в Отрадной. А вот Петя выбрал журналистскую стезю.
Окончив станичную школу с золотой медалью, поступил в МГУ на факультет журналистики при конкурсе 40 человек на место! Кстати, учился с Михаилом Горбачевым в одно время, но вспоминать об этом не любил – не принял все, что сотворил с Советским Союзом «ставропольский хуторянин», как называл его Придиус.
В 1955 году начал журналистскую карьеру в газете «Прииртышская правда» и на Казахском республиканском радио, был назначен главредом «Целиноградской правды». За освоение целинных земель получил медаль. Вернувшись на Кубань, заведовал сектором печати крайкома КПСС, в 1980-м стал заместителем главного редактора альманаха «Кубань». Параллельно работал в жанре художественной публицистики: «Отрадненское предгорье», «Родное», «Думки Степана Хуторского», «Даша и Рыжка», «С Кавказом породненные», «Звездопад», «Просто русские».
В 1991 году вместе с главой администрации края Николаем Кондратенко создал газету «Кубанские новости».
