Бойкая женщина, которую назвать бабушкой, а тем более прабабушкой язык не поворачивается, суетится на кухне, ловко расставляя чашки и блюдца. Сегодня у Ольги Трифонкиной много гостей.
– Проходите, дорогие. Милости прошу к столу, – встречает Ольга Ивановна приехавших из Краснодара.
За столом течет неспешная беседа. О житейском – детях, внуках, огороде и рецептах домашней выпечки. Казалось бы, ничего особенного, обычное женское чаепитие. Вот только глаза Ольги Ивановны и ее гостей не улыбаются, в их глубине навсегда поселилась боль. Это взгляд людей, наяву переживших то, что не покажут ни в одном фильме ужасов. Эти женщины в годы Великой Отечественной войны побывали в разных фашистских концлагерях, прошли через ад, но сумели выжить.
Освенцим, Бухенвальд, Дахау, Саласпилс, Собибор – названия этих концлагерей сегодня на слуху. Но мало кто знает еще об одном страшном месте, а точнее о целой системе из четырех концлагерей «Озаричи», которая в 1944 году действовала в белорусском Полесье. Здесь не было крематориев, газовых камер и изнурительных работ. Однако «Озаричи» историки относят к одним из самых жестоких и бесчеловечных концентрационных лагерей, созданных фашистами против мирного населения в годы Второй мировой войны. «Смертельное болото» – так окрестили их сами узники.
Именно сюда из своей белорусской деревни пригнали вместе с мамой, бабушкой, младшими братиком и сестренкой Ольгу Трифонкину. Тогда ей было всего пять с половиной лет.
В Краснодарском крае проживали три бывших узника концлагеря «Озаричи». Сегодня в живых осталась только Ольга Трифонкина. К сожалению, с каждым годом таких людей становится все меньше.
В 2000 году в крае проживало чуть больше 20 тысяч бывших узников концлагерей. Сегодня только 7100. Поэтому так важно помогать этим людям. Для этого и работает наша организация. На сегодняшний день удалось добиться того, что бывшие узники приравнены по льготам к ветеранам и инвалидам Великой Отечественной войны. В Краснодарском крае они не только социально защищены. Мы стараемся, чтобы эти люди не чувствовали себя одинокими, проводим для них мероприятия, организуем общение со школьниками.
– Помню, как нас, женщин, стариков, детей, из окрестных населенных пунктов в начале марта 1944-го собрали в колонну и погнали в леса, в топи. Взрослые, смекнув, что будет худо, старались надеть на себя и малышей все, что только можно, а в карманы кофт и пальто насыпали зерно.
Самый младший из семьи Трифонкиных, Ванечка, которому было всего полгодика, не пережил дорогу.
– Пеленать негде, кормить было нечем. Мама, сколько могла, несла уже бездыханное тельце братика на руках. Не хотела бросать. Бабушка говорила ей: «Клава, положи детенка, не трать последние силы», – со слезами на глазах рассказала Ольга Ивановна. – Мы проходили через поле, где мама увидела убитого советского солдата. Тогда она откинула полу его шинели и пристроила Ванечку рядом. Так ей было легче, что сынок не один будет лежать.
А дальше потянулись дни настоящего кошмара. Узников, а их к 10 марта 1944 года только в местечке Озаричи набралось больше тридцати тысяч, пригнали прямо в болото, огороженное колючей проволокой. Из построек здесь были только вышки надзирателей. А под ногами чавкающая земля, которая ночью застывала и покрывалась коркой наледи.
– Садиться было нельзя. Взрослые женщины встали в круг, а внутрь поместили детей, чтобы хоть как-то защитить нас от пронизывающего ветра. Ноги уставали, хотелось присесть на корточки, но мама с бабушкой поднимали меня и сестренку, заставляли топтаться на месте, чтобы разогнать кровь и не дать ступням замерзнуть. Ходить по территории лагеря тоже было нельзя – мгновенный расстрел.
Смерти узников предавали за малейшее отступление от правил. Кроме того, ежедневно фашисты наугад выбирали больше десятка человек, их расстреливали и травили собаками. К холоду и страху смерти примешивался голод. Именно тогда пригодились тайком припасенные зернышки.
– Мама сыпнет мне несколько в рот и говорит, чтобы не жевала, а рассасывала. Так подольше хватит, – вспоминает Ольга Трифонкина. – Однажды нам завезли хлеб из опилок. Немцы начали кидать булки, норовя попасть узникам в лицо. Люди дрались, чтобы урвать хоть крошку. А хлеб оказался зараженным тифозной палочкой. И люди в лагере начали повально болеть.
В 1944 году Советская армия теснила фашистов с завоеванных ими территорий. Использовать перед отступлением узников как биологическое оружие и заразить как можно больше советских солдат и офицеров – таким был жестокий план врага.
Узников освобождала 65-я армия под командованием генерал-лейтенанта Павла Батова. В ночь на 19 марта 1944 года после выдвинутого им ультиматума немецкие войска отошли, оставив Озаричские концлагеря на нейтральной территории. Советские солдаты смогли войти за проволоку не сразу. Сначала необходимо было обезвредить мины, которыми концлагеря были окружены по всему периметру. К сожалению, многие пленники, вопреки предупреждению наших войск, почувствовав долгожданную свободу, ринулись к проволоке и подорвались на боеприпасах. Оставшихся узников советские бойцы выводили и выносили на шинелях. Именно тогда тифозные больные заразили часть своих освободителей. Так что в спешно развернутых госпиталях медикам пришлось выхаживать уже не только бывших узников, но и солдат.
В лагере тифом болела и семья Трифонкиных. Их переправили в госпиталь. Бабушку и сестру Ольги Ивановны, Лиду, врачам спасти не удалось.
Из 50 тысяч узников Озаричских лагерей выжили лишь 34 тысячи. Военная прокуратура 65‑й армии сразу после освобождения провела расследование преступлений, совершенных нацистами. Следственные материалы позже рассматривали на Нюрнбергском процессе, где «Озаричи» были признаны самыми страшными «концентрационными лагерями на открытом воздухе».
Однако сами бывшие узники «Озаричей», как и выжившие в других фашистских концлагерях, еще долго не могли открыто говорить о том, где насильно содержались фашистами.
– После войны это было запрещено, – поделилась Ольга Трифонкина. – Мама всегда мне повторяла: никогда и никому нигде не говорить, что я была в концлагере. Иначе как предателя меня никуда не приняли бы учиться, а работать я смогла бы разве что в каком-нибудь коровнике, навоз грести. Было до слез обидно. Помню, в 1946 году, я уже в школе училась, в деревне жили соседи. Самый младших из их детей дразнил меня «предателькой». А у самого двое старших братьев и отец во время войны полицаями были. Такая несправедливость.
Только ближе к 90-м годам прошлого века узники концлагерей начали открыто делиться своими историями. Сегодня Ольга Трифонкина является секретарем Краснодарского краевого отделения Общероссийской общественной организации «Российский союз бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей». Она часто бывает в школах, рассказывает современным подросткам о том, что ей довелось пережить. На сегодняшний день она – единственная из бывших узниц «Озаричей», проживающая в Краснодарском крае.
– В 1956 году я переехала на Кубань, перевез меня муж Володя. И с тех пор живу здесь, – рассказала Ольга Ивановна.
Всю жизнь она проработала бухгалтером. Ее знают как ответственного и доброго человека. Несмотря на пережитое в детстве, в жизни Ольга Ивановна следует нехитрому девизу:
– Я ни на кого не обижаюсь и не держу зла. Ценю каждый прожитый день.
У Ольги Трифонкиной две дочери – Любовь и Елена, три внучки и две правнучки. Как шутит сама наша героиня – женский батальон.
– Мама у нас боевая. В свои 80 лет не сидит на месте. В огороде работает, по дому убирает и готовит. И еще с правнучками успевает возиться – в футбол с ними играет, на качелях качает. Она для нас с Леной – настоящий пример стойкости и энергии, – рассказала о маме старшая дочь, Любовь Панкратова. – Мама буквально излучает тепло и готова им делиться со всеми вокруг.
И правда, прощаясь, Ольга Ивановна горячо обняла меня на дорогу. А когда завелась машина, подбежала Любовь и вручила мне связанные Ольгой Трифонкиной тапочки.
– Чуть не забыла. Мама очень просила передать и наказала – носить, чтобы ваши ножки в тепле были и вы не болели. Кому, как не ей, пережившей холод концлагеря, знать, насколько это важно, – сказала Любовь.
