– Николай Матвеевич, кто изображен на памятнике, который откроют в эту среду?
– Это собирательный образ казачьего атамана. Эскизы я начал делать еще лет десять назад. С самого начала я вдохновлялся такими личностями, как Антон Головатый и Захарий Чепега.
– Насколько известно, практически не сохранилось их прижизненных портретов.
– Именно так. Например, Захарий Чепега даже не позволял художникам себя изображать. «Если ты богомаз, вот и малюй себе иконы. А я – генерал, мене не треба», – говорят, что он так отвечал на все просьбы позировать.
Я сам, кстати, казачьего рода, тема памятника мне очень близка, всегда меня волновала. У меня даже дипломная работа называлась – «Казак на коне».
Батька мне рассказывал, что он из запорожских казаков, жил в Тирасполе (Приднестровье). В годы Великой Отечественной войны был ранен под Сталинградом, его комиссовали, отправили на Челябинский тракторный завод. А потом отец поехал в грузинский город Рустави, где в то время по приказу Сталина шло строительство металлургического завода.
– Грузия, ее самобытная культура оставили след в вашем творчестве?
– Да, наверное, я впитал немного кавказской экспрессии. Ведь любое место, где ты живешь, накладывает свой отпечаток. Когда вернулся на землю предков, на Кубань, у меня был ужасный акцент. Но, к счастью, я быстро от него избавился.
Многие, кто мне был дорог, тоже разъехались по разным местам. Мой кум, крестный моего сына, – выдающийся грузинский скульптор Джумбер Джикия. Очень многое от него почерпнул. Я благодарен судьбе, что встретился со своим учителем – царствие ему небесное – Георгием Очиаури.
– Вы не только скульптор, но еще и вахмистр Динского казачьего общества. Расскажите об этой своей жизни.
– За чинами я не гонюсь. Больше двадцати лет принимал активное участие в казачьей жизни. Ходил в патрули, был в Крымске во время ликвидации последствий стихии. Жалею, что не смог побывать в Крыму в исторический для республики момент. Помешала болезнь.
Мне сейчас 67 лет, я уже – член Совета стариков Динского районного казачьего общества. Время бежит быстро. Главное, чтобы тебя любили и уважали, больше ничего не надо – значит, живешь достойно.
– Ваши работы есть во многих городах и станицах Кубани. Какая самая сложная в творческом плане?
– Мне очень тяжело далась эта скульптура, которую торжественно откроют 14 октября. Выложился на все 200 процентов. Около двух лет в общей сложности шла моя творческая часть работы над «Памятником казакам-черноморцам». Несколько месяцев шла формовка, литейщики поразили – очень быстро выполнили все на высшем уровне.
– А что за материал?
– Бронза. Вспомнил один случай, который произошел в Кореновске. Мне там заказали бюст Ивану Радченко, руководившему местным элитно-семеноводческим совхозом. Мой конкурент в тендере выставил такую же цену, но материал указал, как «литой гранит». Что это такое? Это когда в цемент добавляют гранитную крошку. Я отлил в бронзе. Отправил фото дочке Ивана Радченко Лене, которая живет сейчас в Москве. Перезваниваю ей, она трубку не берет, потом подняла и молчит… Она плакала все это время. Настолько точно, по ее словам, был схвачен образ. Как живой ее отец получился в бронзе.
– Тяжело делать скульптуру человека, которого ни разу не видел?
– Конечно. Бывает, что и фотографий мало. Очень важно чтобы был снимок в профиль. Перед началом работы я обязательно делаю графический рисунок, карандашом на бумаге. Бывало не раз, что удачное композиционное решение приходит во сне. Сон будто достраивает недостающие детали. Главное – запомнить то, что приснилось. Тут же бежишь в мастерскую, пока «подсказки» еще свежи в памяти.
– Николай Матвеевич, что главное для вас в творчестве?
– Знаю одно – честь и достоинство, добросовестное отношение к своей работе. Это то, чем я руководствуюсь.
Справка «КН»
Работы Николая Раськова известны по всему Краснодарскому краю. Среди них – памятник казаку-линейцу Андрею Гречишкину в станице Тбилисской, бюст Героя России Андрея Туркина, погибшего при освобождении заложников в Бесланской школе в 2004 году, установленный на территории динской школы № 1, композиция, посвященная ликвидаторам Чернобыльской катастрофы, установленная на территории Динского мемориального комплекса.
