Виктора Казанцева больше нет с нами. Это невосполнимая потеря для его родных, для нашей армии, для Кубани и всей страны. И сегодня мы вновь решили опубликовать то юбилейное интервью. Чтобы навсегда запомнить, каким он был великим военачальником и каким простым, хорошим человеком.
Он прошел бессчетное количество войн. Командовал армиями. Руководил огромными территориями. Меня напоил чаем, а потом под семиструнку спел про маму.
Вот так просто генерал армии, в прошлом – полномочный представитель президента в Южном федеральном округе, встретил меня у порога. Поздоровался. Провел в дом. Усадил за стол.
– С чем пришел?
Почему-то захотелось ответить: «Разрешите доложить». Сдержался. А потом вспомнил, что вопросы, вообще-то, должен задавать я.
– Юбилей у вас подходит. И как раз накануне Дня защитника Отечества. К кому ж, как не к вам, ехать?
– Вообще-то день рождения у меня 18-го. Но официально 22-го. Так получилось, что мама меня родила во время переезда в Белоруссию. А когда прибыли на место, там меня записали в метрику. Паспортистка сказала: «Перед Днем Армии пусть родится. Защитником будет». Вроде пошутила, а с другой стороны – угадала.
– А, кроме как военным, вы никем не мечтали быть?
– Тут в чем дело-то: по маминой линии у меня все учителя, а по отцовской – военные. Ну какой мальчишка мечтает у доски с указкой стоять? Только военным.
Отец сразу после войны умер от ран, и меня воспитывали мама с бабушкой. Пацаном я был очень непростым. Настолько, что к 10 годам у меня осталось только два пути: специализированный детдом или суворовское училище. Как видите, я выбрал второе. Как тогда надел форму, так 60 лет и не снимаю. Это же моя жизнь. Где меня только не носило по гарнизонам. Всю страну изучил. И все в ней. Вот – пока не забыл, запиши – в последнее время у нас постоянно говорят о патриотизме. Путин правильно этот вектор выбрал, я считаю. А с другой стороны, что о нем говорить? Слово и слово. У нас в суворовском училище все преподаватели были фронтовиками. Военным дисциплинам и математике с литературой обучали, а вот патриотизму – нет. Но от одного взгляда на них, от понимания того, что этот офицер, который через войну прошел, с тобой разговаривает, такая гордость брала за Родину, что не передать. Да мы, пацаны полуголодные, могли любому врагу горло порвать в тот момент. А потом это просто превратилось в непоколебимую истину, которую через всю жизнь пронесли. Вот тебе и весь патриотизм.
– Уйдут ветераны той войны – и примеров не останется, так?
– Герои всегда были, есть и будут. За что ребята в Афганистане, Карабахе, Чечне под пули шли? За деньги? За близких своих шли. А они и есть часть Родины. Надо рассказывать детям историю их страны, чтобы они знали, что живут в самой великой державе на Земле. Чтобы их гордость распирала.
Вот тебе пример. Знаешь, как Басаев (террорист, на совести которого, помимо сотен убийств, захват роддома в Буденновске, Ставропольский край. – Прим. ред.) ногу потерял? Мы его обложили со всех сторон. Сделали так, чтобы он пошел именно через самый заминированный участок. Старший лейтенант, парень совсем молодой, но уже опытный, там все «усеял» – мышь не проскочит. А сам остался. Мало ли что. Басаев хитрый был. Впереди себя ногой толкал полную железную бочку, проверял. Она-то его тогда и спасла, взрывом только ногу оторвало. А старший лейтенант наш погиб, потому что нельзя было ему никак себя проявлять. Лежал, все видел, понимал, что в случае чего ему не выжить, а с места не тронулся. Разве можно не любить после этого землю, которая его родила и приняла? Вот что надо объяснять.
– Вы были ключевой фигурой в чеченской войне. Наверняка вам приходилось принимать сложные решения, где цена ошибки измеряется человеческими жизнями…
– Во-первых, не надо называть это войной. В войне сходятся государства, то есть разные народы. В Чеченской Республике живут россияне. А страна со своими гражданами никогда не будет воевать. Если, конечно, они не будут бегать с автоматами и убивать людей. Таких было очень много. Но несравнимо больше – мирных жителей. Поэтому понадобились две чеченские кампании, в результате которых удалось вычистить землю от бандитов, стремящихся разломить Россию.
Что касается приказов, то это очень тяжело. Привычно тяжело. Мало кто знает, но тебе скажу: уже в высоких чинах, думаешь, я не бежал с автоматом туда, где нужна была помощь? Бежал. И тоже было страшно. Как всем. Но существует приказ. Он должен быть выполнен. Без этой константы не будет армии. Не будет армии – не будет страны. Опять в высокие материи ударился, надо же…
Могу с чистым сердцем сказать: я делал все, чтобы сократить потери наших бойцов до минимума. Везде. Во всех конфликтах. На любых должностях я помнил, что матери ждут сыновей. Но на войне, к сожалению, без убитых не бывает. Задача командования – сделать так, чтобы их было как можно меньше. И я очень старался это сделать.
– Может, немного уйдем от военной тематики?
– Давайте. Хотя с моим стажем службы это будет сложно (хлопает себя по погону).
– Чем на досуге занимается обычный отставной генерал армии?
– Сразу скажу, в быту я абсолютно беспомощный и робкий человек.
– Робкий?
– Совершенно. Специфика работы, наверное, наложила отпечаток. Из хобби – рыбалка и охота – мои страсти. Правда, люблю ходить только на крупного зверя: кабана, медведя. Оленей, уточек жалко стрелять. Еще пишу стихи, музицирую, читаю. Образцовый пенсионер.
У меня мама была святой женщиной, так я ей песню посвятил.
Я вообще сторонник активного образа жизни. Например, весь теплый сезон я провожу на даче в Ольгинке. Место выбрано неслучайно. Там когда-то была усадьба генерал-аншефа Соколова – он мой прапрадед. День на даче по распорядку: ранний подъем, прогулка, потом двухкилометровый заплыв в море, ну и так далее. Люблю еще тяжести потаскать – нечего распускаться.
– В 70 лет тяжести?
– Не чувствую я своего возраста. Мне кажется, я где-то на 40 годах застыл. Может, потому что спортом очень серьезно занимался: мастер спорта по самбо и борьбе. Кстати, занятия борьбой мне очень помогли уже в зрелом возрасте. Когда бандитов в Дагестане давили.
В первую кампанию очень большая помощь бандитам шла из Дагестана. Оружием, продуктами, медикаментами, людьми. Среди известных боевиков было немало представителей этой республики. Одного из них я знал лично. Боролись по молодости на одном ковре. Но время поменялось, и мы оказались совсем по разные стороны. Потом первая кампания притихла. Многие по домам разошлись. Это ваххабитам, естественно, не понравилось. И тогда они решились на крупную провокацию.
– Вы имеете в виду нападение боевиков на дагестанские села в 99-м?
– Так точно. И обидно, я первый день был в отпуске. Только в Сочи приехал. Включаю в номере телевизор: вторжение ваххабитов в Ботлихский район. Вернулся, а там кошмар. Главное – очевидно, что своими силами не справимся: у нас два неполных батальона, меньше 500 бойцов, а бандитов не меньше 2 тысяч. Пока же подтянем резервы, они вообще распоясаются. А с другой стороны, население, мягко говоря, волнуется. Мол, мы с ними, с боевиками, как братья были, помогали, воевали бок о бок, а они нас же и захватили. Собралось ополчение. Пришли и просят оружие, чтобы помочь в освобождении их сел. А мы же знаем, что многие из них в прошлом сами боевики. И среди них тот самый борец, с которым на ковре сходились.
Я его первым на разговор и вызвал. Мне надо было ему в глаза посмотреть. Понял, что не обманет. Так с каждым командиром ополченским и пообщался. Оружие дал с условием: через неделю вернуть.
– Что боевиков тогда выбили, известно. А оружие-то вернули?
– Будете смеяться, но на один автомат больше. Да ты посмотри, опять на службу свернули. Вроде собирались о мирной жизни говорить.
– Хорошо. Вы объездили всю страну, а где не были или хотели бы побывать еще раз?
– Мечтаю пролететь на вертолете над всеми Кавказскими горами и полюбоваться видами. Когда командовал, тогда только по делам мотался и высматривал, откуда очередной гад может выползти. Когда по тебе стреляют, особо не до пейзажей. А сейчас – красота и мир.
