Андрей Васильевич Киташев родился 30 января 1921 года в станице Новопокровской Краснодарского края.
В 1940 году был призван в армию и в первые минуты Великой Отечественной войны оказался на самом передовом краю – в Белостокской области Белоруссии, куда немцы направили самые сильные части.
В июне в оборонительных боях, которые вела наша отступающая армия, Андрей Киташев был ранен в голову, но продолжал сражаться, пока не получил ранение в обе ноги, попал в плен и находился в немецких лагерях до 1945 года. После освобождения союзными войсками он был передан в распоряжение советских начальников КГБ и отправлен на два года на работы в Донбасс.
Вернулся к родным в поселок КНИИТИМ Новокубанского района, поступил в сельскохозяйственную школу в поселке Хуторок. Выучился на агротехника. Но способности к рисованию привели его в Краснодарское художественное училище, по окончании которого Андрей Киташев переехал в Армавир и поступил на работу в школу № 2 учителем рисования и черчения, где работал до пенсии.
Он написал множество картин, которые хранятся у него дома, в музеях школ № 2 и № 9.
И сейчас, прожив уже больше века, Андрей Васильевич Киташев обладает феноменальной памятью. Он записал свои воспоминания.
Маля Киташен – так звали его немцы, в переводе – маляр. Благодаря своему таланту рисования он смог выжить, пройти все лагеря смерти в городах Волковыск, Тапиау, Гогенштейн, Аленштейн.
Вот некоторые воспоминания из его нелегкой судьбы.
«28 июня Минск был взят немцами. Управление нашими войсками было полностью нарушено. Пробивались гурьбой через кордоны немецких заграждений. В одном из многих боев в местечке Деречино, между городами Волковыском и Слонимом, при атаке был ранен в обе ноги. Ночью, до самого утра, полз до исходных позиций. Пролежал три дня под какой-то одиночной хатой. Меня нашли местные жители и отвезли в госпиталь на окраине села. В сараях было полно раненых. Территория уже была оккупирована немцами. Примерно раз в полмесяца они подгоняли машины, грузили всех ходячих и увозили. В один из таких рейдов был вывезен в лагерь города Слонима и я.
На загороженном колючей проволокой пустыре, охраняемом четырьмя вышками, было скопище пленных. Все сидели и лежали вплотную друг к другу. На третий день всем дали по буханке хлеба, построили в колонну и в сопровождении усиленной охраны погнали к Белостоку.
Были побеги, многих расстреляли. Мы втроем тоже замышляли побег, но конвоир заметил наше приготовление и до самого Белостока периодически избивал палкой.
В Белостоке лагерь был громадным. Кое-когда конвоиры брали группу пленных на работы за пределы лагеря. Там иногда кое-что доставалось пленным: сырая картошка, морковь, брюква, свекла. Но, если поймали, били нещадно. Нас кормили наши пленные повара, а готовили из того, что привозили фрицы. Однажды привезли убитую лошадь. Заставили порубить на куски прямо с кишками и шкурой и покидали в котлы. Сварили из всего этого варево и кормили этим месивом военнопленных.
Осенью лагерь стал тифозным. Внутренняя охрана производилась полицаями из пленных. Это были свои же, предатели. Однажды при издевательстве над пленными не вынесла душа, и я выкрикнул: «Ну, гады, придет время, и вас всех перевешают!» За это меня схватили, повели в их барак и посадили в карцер (уборная при конюшне), всыпали 25 плетей, что было исполнено с указаниями, если еще повторится, они забьют меня до смерти».
Можно сказать, что Андрею Васильевичу повезло: в числе 20 человек он попал в село Лангендорф, близ Тапиау. Это было поместье немецкого генерала Пербандта, где пленные работали с утра до вечера. Здесь хотя бы кормили регулярно. Андрей немного понимал по-немецки, мог писать на латинском и готическом шрифтах. Его стали уважать за то, что делал поделки из дерева, рисунки. Пленные, как могли, саботировали работы, срывали сроки, не могли смириться с неволей.
«Немцы почему-то думали, что я комиссар. В 1943 году я сильно заболел и был отправлен на медленную и мучительную смерть в Гогенштейн, где проводились какие-то эксперименты над людьми. Видел, как их купали. Дверь душевой была открыта, и я стал очевидцем происходящего там. Санитары сняли накидки с сидящих людей и сбросили их под душ. Я был потрясен; люди – абсолютные скелеты, на их головах не было волос, бровей тоже. Кожа тускло-коричневая, стоять и ходить они не могли. Признаков тела вовсе нет!
В 1944 году укреплялась Восточная Пруссия, стягивались зенитки с западного фронта и устанавливались здесь. К ним пленные прокладывали дороги, строили блиндажи. Труд был адским. Кувалдами разбивали валуны, укладывали щебнем дороги. Дорожные мастера в коричневых шинелях со свастикой на рукавах командовали нами. Утром при подходе к лагерю раздавался их крик: «Лезь ран шнель!» Быстро значит. Кто задерживался, того избивали палками и плетью. Бывали случаи, когда забивали до смерти. Каждый часовой-охранник имел винтовку или автомат и обязательно палку. Бывало, машина завязнет, мы ее начинаем подталкивать, и здесь лупят всех без разбору, пока она не наберет ход.
Было и такое. Дорогу укатывали катком. Машинист этого катка был дряхлый старик со свастикой на рукаве. Дорожные мастера, фашисты, попросили его присмотреть за пленными, работающими на дороге, а сами пошли в город. Этот немощный старик решил поиздеваться над нами. Он достал из кабины кусок толстого кабеля и, размахивая им, заставлял работать быстрее. Затем стал избивать пленного Ивана. Я возмутился, поднял лопату и крикнул: «Иван, дай ему!» Машинист заметил мои выходки и устремился с кабелем ко мне. Передо мной была натянута проволока у кювета. Он не заметил ее, споткнулся и рухнул ко мне под ноги. Взбешенный замахнулся на меня кабелем, а я поднял лопату, и он не решился ударить меня. Часовой, стоявший невдалеке, прицелился, но не выстрелил, видимо, забоялся, что попадет в машиниста. Он подбежал и ударил меня прикладом. Все ребята притихли. Придут мастера – расправа неминуема. Когда они появились, часовой и машинист поспешили им навстречу. Ожидалось что-то страшное. Я потихоньку чищу кювет, не обращая внимания на идущих. Все четверо подошли, остановились, глядя на меня. И, к удивлению всех, не тронули. Что это? Не могу понять. Кто оберегал меня?»
Дальше был Бремен, из Бремена перегнали в лагерь города Зандпост. Там со всеми пленными Андрей Васильевич Киташев был освобожден англичанами.
«Житейские руины дали мне возможность жениться только в 40 лет. Имею двух неплохих сыновей. Пройдя по всем колдобинам жизни, я остался жив и прожил столько лет, хотя и без роскоши. Это счастье! Мне уже 102 года! В поселке Гросс Тракенен, ныне Ясная Поляна Нестеровского района Калининградской области, построен мемориал трем тысячам погибших, где покоится мой родной брат Александр. Там же имеется музей Великой Отечественной войны, в нем два десятка моих картин и экспонатов».
Его воля советского солдата не была сломлена никакими пытками и ухищрениями фашистов. Андрей Васильевич Киташев награжден 10 медалями.
А уже в мирное время раскрылся его талант самобытного художника, который пишет картины не только на военные темы. Прекрасны его пейзажи нашего края. Он пишет портреты людей – как родных, так и типичные характеры его современников. Пройдя все круги военного ада, Андрей Васильевич остается добрым и честным человеком.
