Коллективные помешательства известны еще с библейских сказаний. Такие душевные расстройства иногда приобретают черты заразных заболеваний, охватывая достаточно большие группы людей. Причины – не только в социально-экономических конфликтах. Играют роль такие факторы, как суеверия и внушаемость. Но есть еще так называемая «заразительность» – склонность перенимать модель поведения бесноватых.
Сегодня мы расскажем о трех наиболее известных психических эпидемиях в России.
На Крайнем Севере в Архангельской области есть такое село Карпогоры. Вокруг него расположен Пинежский район, центр которого в давние времена был в Пинеге. Это родина писателя Федора Абрамова и проповедника Иоанна Кронштадтского.
Здесь распространение получили секты (хлыстовцев, малеванцев), связанные с церковным расколом 17 века. В этих же места чаще всего фиксировались особые виды психических расстройств, выглядевших, как одержимость бесами.
Пинежан соседи считали колдунами, насылающими заразу – икоту. Многие верили, что есть особые девы-икотницы, в которых вселяются сто бесов, и все разом грызут изнутри живот. Голос больных при этом менялся, они протяжно выли, лаяли и кричали петушком. Звуки перемежаются с интенсивным иканием, плачем или хохотом.
В Пинеге в 1815 году к 35 ударам кнута был приговорен Михайло Чукарев за то, что напустил икоту на двоюродную сестру Афимью Лобанову. Суд учел признание вины.
Вспышка дьявольской икоты произошла в 1970-х годах. В селах возникла угроза самосудов. Пришлось вмешаться Архангельскому обкому партии. Голосящих икотниц свозили на грузовиках в местную психушку, пытаясь лечить гипнозом.
Как правило, психические эпидемии происходили в среде старообрядцев-беспоповцев, там, где не было духовенства. Верующие доводили себя до такого состояния, что совершали самопогребение, самозаклание, запощивание (постились до гроба) и самоутопление. На чаще всего практиковались самосожжения – гари.
Массовая истерия возникла после жестокой казни – сожжение в срубе руководителей старообрядцев Аввакума, Лазаря, Епифания и Феодора. Гари считались раскольниками добровольным мученичеством и «крещением огнем». Иногда цитируются слова апостола Павла (правда, в другом контексте): «И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы».
В 1670–1680 годах истерия самосожжения охватила Пошехонье и даже перекинулась на Москву, где нашлось немало желающих креститься огнем. По некоторым источникам, за 10 лет в гарях сгинуло по собственному желанию не менее 5 тысяч человек.
Вспышки помешательства такого рода случались и сравнительно недавно. В 1941-м старообрядцы Тувы решились на самоистребление. Атаку Гитлера на Москву они восприняли, как приход Антихриста.
Статус старинного городка, известного с 15 века, в 1959 году был понижен до поселкового уровня. Наверное, не обошлось без бесовских проделок…
В Лухе, в 400 километрах от Москвы, между 1656 и 1660 годами проходил крупнейший в Русском государстве процесс над ведьмами.
У одной вдовы в церкви случился приступ. В бреду она говорила, что ей дали заколдованный хлеб. Припадок стал, как зараза, охватывать и других вдов. Особенность этого кликушества была в том, что женщины прилюдно называли имена тех, кто якобы наслал на них порчу.
По данным профессора Университета Техаса Брайана Пола Левака (его исследование 1992 года «Гендер и колдовство»), допросу подверглась пятая часть жителей Луха. Пятеро мужчин и их семьи предстали перед судом. Главным обвиняемым стал Терешка Малакуров, продававший талисманы.
На процессе выяснялось, что за обвинениями стояли личные обиды, ссоры и непогашенные займы. Но под пытками сознались все, кроме Игошки Салютина. Тем не менее, 27 июля 1658 года на костре мужчины были сожжены. К одной соучастнице колдовства, Оленьке, как к женщине, суд проявил снисхождение – ее похоронили заживо.
Однако в 1659-м Лух накрыла новая волна припадков. После того, как одна из девиц, Настасьица, принесла еду узникам. Она впала в кликушество и начала выкрикивать имена очередных колдунов… Через год были казнены еще пять человек.
Процесс в Лухе интересен тем, что обнаруживает некоторые аналогии со сталинскими репрессиями 1937 года. Тогда уже всю страну охватила истерия доносительства. Возможно, этот феномен тоже можно было бы рассмотреть, как психическую эпидемию.
