У мужчин и женщин много общего. В последнее время даже слишком. Но во всем этом постмодерновом унисексе есть одна отдушина. Армия! Даже не сам факт пребывания там: бывает, и слабый пол служит, а представители сильного – «косят». А целый пласт эпическо-анекдотических воспоминаний, глубокий смысл и своеобразный юмор которых не сможет до конца понять ни одна женщина.
ГОРЕ ОТ УМА
В 1986 году решило Отечество, что я ему сильно должен. Тогда мода была такая – отправляли студентов в академотпуск, чтобы проветрились на свежем армейском воздухе от душных аудиторий, ума и здоровья на халяву набрались. И начал я в Московском округе ПВО постигать науку побеждать.
Первая армейская мудрость, которую впитал на своем горьком опыте: «Хуже дурака – только дурак с инициативой». Собрали нас в первый день службы в ленинской комнате и приказали изучить обязанности дневального. Ну, я сразу и выучил. Доложил сержанту и стал ждать награду за свой подвиг. Она тут же нашла героя – на следующий день я пошел в наряд. И, драя туалет, с черной завистью смотрел на то, как мои сослуживцы продолжают дремать над уставом. А я тоже мог бы, если бы был умнее…
Второй случай произошел, когда нас, молодых сержантов, отправили в часть. На первой же политинформации багаж знаний мочой стукнул мне в голову, и я поправил замполита: «Товарищ лейтенант, Вашингтон не был главнокомандующим армией северян в гражданской войне с югом. Он – первый президент США». Лейтенант посмотрел на меня и… объявил три наряда вне очереди. За подрыв авторитета офицера.
На следующие полгода «тумбочка», то есть наряд по роте, стала моим родным домом. Замполит не упускал возможности провести со мной воспитательные мероприятия, в результате которых я получал новую порцию взысканий. Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы не командир взвода старший прапорщик Юрий Николаевич Карякин. Невысокий обладатель противного голоса, с пузцом на кривых ногах. Матерый человечище, ходячий кладезь армейской мудрости и солдатский гуру.
– Тебе не надоело *** страдать? – как-то спросил он.
– А что я могу поделать? Он мне голову прогрызает!
– А ты в это время думай о приятном! Смотри на него влюбленным взглядом, а если что-то спросит, отвечай: «Так точно!» И вообще, запомни: если в одно ухо влетает, а в другое не вылетает – с ума сойти можно!
Это было первая солдатская мудрость, которую он поведал мне. Когда я научился вовремя «включать дурака», то жизнь сразу наладилась. Многое уже стерлось в памяти, но меткие выражения Карякина до сих пор помню. Например, как-то после очередной политинформации, почесывая голову, он изрек сакраментальную фразу о сущности марксизма-ленинизма: «Ты смотри, ничего не понятно, но все правильно!»
Или знаменитый анекдот о бестолковых солдатах, которых хватало во все времена:
– Ты знаешь, воин мужественный, что можно доверить солдату?
– Никак нет, товарищ старший прапорщик!
– Солдату можно доверить только сторожить большой чугунный шар! Объясняю. Почему шар? Чтобы не укололся! Почему чугунный? Чтобы не утащил! Почему большой? Чтобы не проглотил! – последние слова тонули в гомерическом хохоте.
Впрочем, сей великий армейский педагог был известен не только крылатыми фразами, но и масштабными поступками. Когда я отслужил год, мои дела пошли в гору. Но я все еще оставался младшим сержантом, потому что в личном деле не было живого места от выговоров. Видимо, командир взвода крепко думал о том, как исправить ситуацию, а потом вызвал меня в канцелярию и спросил:
– Сколько у тебя взысканий?
– Где-то штук пятнадцать.
Он протянул мое личное дело со словами:
– Вырывай эти страницы! Вклей новые и запиши себе пять благодарностей!
– За что?
– За образцовый внешний вид! Пришла пора сержанта получать.
Домой я ушел уже старшим сержантом, осознавшим несколько важнейших жизненных максим: «Чем больше в армии «дубов», тем крепче наша оборона», «Не спеши выполнять – отменят!», опять же «Хуже дурака – только дурак с инициативой».
Все они очень помогали на «гражданке», но дело не в этом. А в том, что после всей этой полной абсурда жизни, щедро приправленной стрельбами из боевого оружия, караулами при минус 30, хроническим недосыпанием, марш-бросками и давящей на плечи ответственностью, я стал другим. Взрослым.
И самое главное знание заключалось в том, что автомат совсем не игрушка и размахивать им ради «понтов» – последнее дело. Его нужно брать в руки только в двух случаях: когда Родина прикажет, или когда нужно защитить свой дом, как сегодня делают мои друзья. Некоторые – вместе со своими сыновьями. А все остальное – пыль на армейских кирзовых сапогах…
Сергей ШВЕДКО, специальный корреспондент.
ПОЛЕТ «ЛАСТОЧКИ»
После полугодовой учебы в армейской учебке, я вновь прибыл в родной артиллерийский полк одной из воинских частей Группы советских войск в Германии. Уходил зеленым молодым солдатиком, а вернулся уже сержантом медицинской службы. На погонах новенькой гимнастерки ярко-красно горели по три лычки – знаки солдатского отличия. Гордость, естественно, переполняла душу молодого санинструктора, призванного охранять здоровье вверенного дивизиона артиллерийских установок. Занятия по боевой подготовке периодически сменялись дежурством в санитарной части полка. Хочу рассказать о первом таком дежурстве, которое осталось в памяти, как образец солдатской смекалки и «мудрости» стариков-срочников, когда им хочется есть.
На дежурство по санчасти заступил с утра, а ближе к обеду меня вызывает старшина. Он сидел в столовой санчасти в кругу еще двух сослуживцев – аптекаря и санинструктора-дозиметриста. Должен заметить, у всех старшинские должности. Ну, в общем, элита медицинской службы полка. У них, оказывается, была традиция перед обедом выпивать по чашечке коф-фе.
- А-а-а, - протянул загадочно старшина санчасти, - У нас сегодня молодой дежурный. В первый раз, что ли?
- Так точно, товарищ старшина! - отчеканил я.
- Пойдешь на кухню и снимешь пробу и не забудь в журнале расписаться.
- Есть снять пробу пищи и расписаться в журнале! – снова отчеканил я и разворачиваюсь идти. А старшина меня задержал.
- Подожди, - говорит, - еще мяса принесешь. – И протягивает мне помятую алюминиевую миску.
- Есть и мяса принести! - снова чеканю я.
Иду на кухню, преисполненный чувствами значимости события и себя самого. Захожу, докладываю шеф-повару о цели своего визита. Меня ведут между огромных котлов, из которых я пробую борщец, гречневую кашу с тушенкой и компот из сухофруктов. Затем торжественно расписываюсь в «книге почетных гостей», в знак того, что пища пригодна для еды. А затем я протягиваю шеф-повару миску со словами, что и мяса еще надо. Улыбку его я сразу не разгадал. Это было уже потом, когда я возвращался в санчасть. Меня проводили до выхода из кухни. Причем, поваров белых фартуках и таких же белоснежных накрахмаленных кокошниках оказалось сразу несколько. Вежливо взяли под руки, а потом вдруг резко за ноги. Вытащили на улицу и на счет три пустили меня, мягко говоря, опешившего, в полет. Я ласточкой, растопырив руки, метр-полтора пролетел над землей и «мягко» приземлился на зеленую траву под высокой сливой. Встал, отряхнулся. Мое новенькое ХБ, так по-солдатски называлось обмундирование, стало изумрудно зеленым. Нашел отлетевшую в сторону пожамканную миску и отправился на доклад к старшине санчасти.
- Ну, что, пробу снял? – под вопросительные взгляды присутствующих, допивая свой коф-фе, строго спросил старшина.
- Так точно,- но уже без особого энтузиазма ответил я.
- А мясо где? – снова спрашивает меня старшина.
Я лишь показал на свою гимнастерку, густо окрашенную в цвета близ растущей травы и пустую миску.
Старшина резко встал и приказал следовать за ним. Пришли в каптерку, где хранилась хлорка для санитарной обработки. Старшина сказал ее не жалеть, насыпать в два ведра чуть ли не по полной, залить водой, хорошенько размешать и следовать за ним. Я так и сделал. Он решительным шагом направился к кухне, а я с ведрами еле поспевал за ним, стараясь не расплескать «драгоценное» содержимое. Зайдя на кухню, мой вожатый громогласно гаркнул:
- Санобработка!
И приказал мне разлить между котлов содержимое ведер. Я так и сделал. На улице был жаркий июнь. На кухне было еще жарче. Мы со старшиной опрометью вылетели из помещения. Повара за нами, выкрикивая непечатные слова. От преследователей мы оторвались. А из разных уголков территории полка уже доносились песни взводов. Кто пел про две зимы и две весны, кто про то, что у солдата выходной и пуговицы вряд. Подразделения шли обедать. Я только мысленно пожелал им приятного аппетита, а поварам терпения и мужества.
Через несколько дней картина повторилась вновь. Я вновь заступил на дежурство по санчасти. Снова меня вызвал старшина и, попивая в кругу медицинской «элиты» свой коф-фе, приказал идти на кухню снять пробу. Ну, и миску дал для мяса, предупредив, чтобы без него не возвращался.
На этот раз дорога на кухню была испорчена плохими предчувствиями. Но они не оправдались. У входа меня встречал шеф-повар с тарелкой вареного мяса. Мне оставалось только снять пробу. Больше ласточкой я не летал.
Борис ЗОЛОТОВ, обозреватель по вопросам АПК.
КИНО И МИЧМАН
Этот забавный эпизод из флотской жизни случился в те далекие времена, когда еще в полном здравии был СССР, колбаса стоила два рубля двадцать копеек, а фунт лиха (поллитровка) – два семьдесят пять без стоимости посуды. Как-то по весне в тридцатой дивизии надводных кораблей Черноморского флота начальник политотдела этого соединения объявил месячник культуры. Однако его главное условие было нереальным. Вводился запрет на матерные слова. Задача казалась просто невыполнимой. Потому, что флот без мата, все равно, как страна без дипломата. Такая есть присказка.
В тот день к начальнику политотдела, в народе – начпо, приехала делегация с Кубани. И в тот момент, когда гости сидели в кабинете и вели с офицерами приличествующую случаю неторопливую беседу все о том же месячнике, они неожиданно стали свидетелями трагикомичной истории, красноречиво говорящей о незыблемости основ флотской субординации. Едва начпо закончил витиеватую фразу на счет чистоты речи и примерных манер поведения, как в дверях его кабинета картинно появился дежурный по политотделу с душераздирающим криком:
- Товарищ капитан первого ранга, там, на улице мичман Сычев киноартиста убивает!..
Мичман Валентин Сычев заведовал автомобильным гаражом дивизии. Когда-то он служил на сторожевике «Беззаветный». Был самым знаменитым на флоте ракетчиком, мастером кинжального ракетного удара. А перед пенсией нашел себе тихую дембельскую работу - ушел на берег и стал завгаром. Тяжкая флотская доля и изматывающие душу дальние походы сделали этого морского волка суровым воспитателем матросов. Причем педагогические приемы, которыми он пользовался, не всегда укладывались в теорию Ушинского, назидательно гласящую о необходимости постоянного и тактичного воспитания подрастающего поколения. А еще мичман Сычев свято верил, что если с утра не жахнуть хотя бы полстакана корабельного шила, как именуют на флоте спирт, то весь день не заладится и вообще все пойдет прахом.
Случилось так, что именно в это время на гвардейском большом противолодочном корабле «Красный Кавказ» снимался художественный фильм. Главную роль матроса-ракетчика играл молодой, но уже известный актер. Он переоделся в матросскую робу, вошел, как говорится, в кадр, но тут измазался пушечной смазкой. Кто-то опрометчиво, а может и специально посоветовал ему сходить в расположенный рядом гараж и помыть экипировку в солярке. Артист так и сделал. Он вошел в гараж, святая святых мичмана Сычева, и, не спрашивая у последнего разрешения, стал замывать робу. Сычев к этому времени уже махнул порцию шила и приготовился повторить. Но при виде нестриженого и грязного матроса, бесцеремонно вошедшего в его заведование, у сурового педагога перехватило дыхание. Хозяин гаража вначале застыл, словно ящерица, а только потом и сумел с трудом выдавить из себя:
- Не понял?!
- Что вам не ясно? - спросил словоохотливый артист.
- А ну-ка, слинял отсюда баран нестриженый! Иначе сейчас же выпишу тебе в торец! - рявкнул наконец-то пришедший в себя самобытный педагог, далекий от такта Ушинского.
Сычев сказал более выразительные слова, но строгость жанра не позволяет буквально воспроизвести его речь. Как именно выражался мичман, предлагаю домыслить читателю.
- То есть, как это слинял? И что значит «выписать в торец»? – изумился интеллигентный артист.
Глаза мичмана налились кровью. Он схватил оторопевшего актера за шиворот и поволок его к выходу из гаража.
- А вот я тебе покажу, «как»! Сейчас узнаешь! - неистово рычал мичман. - Вконец оборзел, щенок.
- Что вы делаете? Я же артист! - стенал киногерой.
- У меня тут все вы артисты, - наставительно внушал актеру мичман, хватая беднягу за грудки.
Артиста с трудом отбили у разбушевавшегося мичмана работники политотдела…. Потом я смотрел кинофильм, который снимался у нас на «Красном Кавказе», и не мог нарадоваться игре знакомого актера. Но через киношный лоск, нет- нет, да и проступало в игре актера что-то сычевское, что-то заслуженное, что-то мичманское. Вот бы каждому нашему фильму таких эффектных консультантов…
Николай ГОРМАЛЕВ, военный и политический обозреватель.
ПРОБА ПЕРА
Декабрь 1994-го года. Дагестан, Каспийский погранотряд. Нас, еще не опомнившихся после «маминых пирожков» салажат, наспех переодевают в военную форму. По команде сажают в кузов военного грузовика. Под «приветственные» крики старослужащих: «Молодые, мы вас ждем!», отправляют в учебную часть.
Грузовичок больше часа трясется по снежной дороге. Дело к ночи, мороз крепчает: «Теперь ты в армии, о-уо-о теперь ты в армии…», - затянул песню сосед справа. Пытаюсь ему подпеть, но вместо слов, изо рта вырываются сиплые звуки. Глубже кутаюсь в шинель.
Учебная часть в горном Дагестане. На всю казарму одна печка-буржуйка. Пишу первое письмо родителям. Дыханием грею стынущую на холоде шариковую ручку. На конверте старательно вывожу щит и меч: «Граница на замке». Старшина внимательно рассматривает «художества» и хлопает по плечу: «Будешь делать стенгазету!».
Прапорщик с уважением относится к представителям «четвертой власти». Читает «Красную звезду», собирает газетные вырезки. Как у ответственного за выпуск «Боевого листка», у меня появляется теплый уголок в каптерке у старшины. Привыкаю к «благам цивилизации», пью горячий чай с сахаром: «А жизнь-то налаживается…».
Первые выпуски стенгазеты, «слепил» из того, что было: распорядок дня, армейский устав. Старшине нравится. Он участвует в подготовке выпусков, старается наклеить на лист ватмана больше газетных вырезок.
«Вот легкотня, сиди в тепле, да пиши, что старшина скажет, не служба, а малина», - радовался я, старательно выводя на листке заголовок очередного приказа командира роты.
Но, как любил говорить товарищ прапорщик, «недолго музыка играла, недолго дембель танцевал». Следующий выпуск «Боевого листка» делаю самостоятельно. Старшина вторую неделю отмечает Новый год. Ему не до «журналистики». Через два дня приезжает комиссия и свежий выпуск «Боевого листка» нужен кровь из носа.
Вот тут начались «муки творчества»: что ставить в номер? Пообщался с товарищами. Поинтересовался, что хотят почитать в газете. Они посетовали: «Надоело убирать снег. Гребемся с утра до вечера, а он все равно тает…».
Из окна каптерки поглядываю на ребят, они опять чистят плац. Рисую шарж: солдаты с лопатами убирают снег, им улыбается солнышко: «Убирайте снег, пока не растаял», - подпись под рисунком. Пацанам понравилось.
И тут, как говорится, Остапа понесло. После отбоя, в каптерке собралась редакционная «летучка». Раздобыли спиртное домашнего производства, нажарили картошки. Закусив, в дружной, творческой атмосфере приступили к «работе над номером».
Чтобы выпуск получился интереснее, добавили четверостиший из солдатских блокнотов: «Если б девушки служили, мы б на дембель не спешили», «Почему в армии нет КВН? Потому что веселые на гауптвахте, а находчивые дома», - самые безобидные из армейских «перлов».
Необычный выпуск «Боевого листка» произвел фурор. Сослуживцы хватались за животы от смеха. Только проверяющие офицеры из комиссии не поняли юмора. На следующий день, вместе с товарищами по ночному заседанию «редколлегии», я тоже взял в руки лопату.
Это было первое знакомство с журналистикой. Кстати, армейский опыт пригодился в будущем. Когда поступал на факультет журналистики Кубанского госуниверситета, члены приемной комиссии обратили внимание на запись в моей армейской характеристике и, посовещавшись, дали шанс вчерашнему «военкору» осуществить мечту и выбрать профессию, которая прокормила во время службы.
Денис БАТОВ, собственный корреспондент.
ДВА ИВАНА
Служил я в общевойсковой части в Прохладном – это поселок в Кабардино-Балкарии. За два года чего только не произошло! Однажды танк угнали покататься, в другой раз комвзвода вообще его в реке утопил. А вот был случай с сержантом Сидоренко, и даже не один. Он, как и я, из Краснодара был, и тоже Ваня, только несчастливый какой-то. Захотелось Сидоренке этому служить поближе к дому, и поступил он в Краснодарское шифровальное училище. Перед этим, как водится, был примерным-примерным: кто ж переведет тебя в теплое местечко, если ты не на хорошем у начальства счету. Ну, проучился полгода заочно и говорит: «Все, больше не хочу, отправьте меня в другие войска». Ему разрешили, он же примерный. А перед отъездом пошли они с товарищем в самоволку. Взяли, как водится, самогонки, потом еще. Допились до того, что Сидоренко упал и уснул прямо на дороге. Товарищ давай его в чувство приводить: сначала по щекам лупил, потом уже по чем ни попадя. А Ваньке хоть бы хны – лежит себе, руки раскинул. Дело было вечером, и проезжавший мотоцикл как-то руки эти, широко разметанные посреди дороги, не заметил. И переехал одну. Сидоренко, конечно, сразу проснулся. Хорошо, что милиция мимо проезжала на «бобике», подвезли по-дружески.
…И вот меня вызывают рано утром в штаб. Захожу, ничего не понимаю: стоят два таких чумазых солдата, будто их трактор с навозом два раза переехал. Лица синие, носы фиолетовые. У Сидоренко правая рука в карман заложена. И просит он меня тихонько:
– Зям (слово «земляк» на армейском жаргоне. – Авт.), принеси крема, сапоги почистить. А то командир вызывает.
Вернули Ваню обратно в Прохладный, так и не стал он офицером. Долго он ходил без одного переднего зуба и с загипсованной правой рукой – она оказалась сломанной. Но Сидоренко не успокоился.
– Пойдем в самоволку сегодня, – предложил мне как-то, – я знаю одну фабрику, где можно ящик печенья достать.
Я не пошел, а ночью случилась проверка, всех подняли по тревоге.
– Прошел ровно год с того дня, как Сидоренко переехал мотоцикл, – назидательно выступал командир. – И вот его снова нет.
Наутро Сидоренку ждали наряды вне очереди, а нас – ящик овсяного печенья. Все-таки он его достал.
Иван СЕМЕНЕЦ, фотокорреспондент.
СЛОМАЛ НОГУ. И ОТ СУДЬБЫ НЕ УШЕЛ
Мой дед был железнодорожником. Поэтому, когда наступило время идти в армию, я также планировал пойти в железнодорожные войска. Однако при распределении попал во внутренние войска МВД, в город Фрунзе, столицу Киргизии, который сейчас называется Бишкеком.
Так получилось, что первые три месяца службы я провел на больничной койке: был сложный перелом ноги. После выписки меня хотели комиссовать. Но я твердо решил отдать свой долг Родине и попросился на такую должность, где можно обойтись без тяжелых физических нагрузок. Меня назначили фотографом и кинорадиомехаником в клубе при нашей части. Фотографией я увлекался еще в школе, занимался в кружке. Поэтому все это мне было близко и знакомо.
С тех пор я заведовал творческой и просветительской работой. Вел фотоотчет со всех мероприятий, которые у нас проводились. Каждый день крутил для ребят кино. В то время, на рубеже 1990 – 2000 годов, очень были популярны отечественные патриотические фильмы, особенно в армии, для поддержания боевого духа солдат. Конечно, я старался разбавлять репертуар и доставал последние новинки кинематографа.
Что мне больше всего запомнилось? Я служил в Средней Азии, и большинство солдат в моей части были оттуда родом. И все они, как один, любили смотреть... нет, не боевики, не фильмы про Родину, а... индийское кино. С нереальными сюжетами и смешными танцами и песнями. Эти фильмы солдаты всегда смотрели с удовольствием и не раз просили повторить.
Станислав Павлов, фотокорреспондент.
Нарочно не придумаешь!
Я учился в военном институте. Был у нас в части сержант один – по возрасту должен уж как минимум полковником быть. Никто точно не знал, почему его много лет не повышают, но ходила о нем такая байка. Мол, сержант когда-то служил в летных войсках. Как-то он с двумя сослуживцами делал облет – то ли над морем, то ли над речкой. И кто-то из них предложил: «А не освежиться ли нам в прохладных водах?» Сказано – сделано. Подлетели поближе к воде, спустили веревочную лестницу и спрыгнули все втроем, вертолет поставили, видимо, на автопилот. А когда соскочили, машина стала легче и поднялась на метр вверх. Все! До лестницы им не дотянуться! Беднягам только и пришлось что ждать, когда в вертолете топливо закончится и он сам упадет в воду. Первокурсники, конечно, в историю верили. А вообще, в армии каких только «сказок» не происходит. Порой и не поймешь, выдумка это или правда. Запомнилась и такая. Многие военные уважают рыбалку. Решили как-то три товарища на лодке за рыбкой сплавать. А ловить неохота, они и решили использовать тротил – чтоб быстрее дело пошло. Один поджег тротиловую шашку и уронил в лодку, остальные двое – врассыпную, то есть в воду прыгнули. Первый возьми да и выкинь шашку следом за ними. В общем, оглохли и рыбаки, и рыба.
Юрий ПУРИХОВ, заместитель главного редактора, коммерческий директор.
