Самый центр столицы. Многоэтажный дом номер 10 в Гранатном переулке – особо охраняемый объект. Здесь жили первые люди нашей страны – Черненко, Горбачев… Кстати, в бывшую квартиру первого и последнего президента СССР и лежит мой путь. Сегодня в ней живет Михаил Шкабардня – сын колхозников из станицы Тбилисской Краснодарского края. Он учился и работал, достиг самых вершин власти и тем не менее местоимение «я» всегда старается заменить на «мы».
– Михаил Сергеевич, правда, что вы въехали в эту квартиру после своего одиозного тезки?
– Да. А по соседству с нами долго жила вдова Константина Устиновича (Черненко. – Прим. «КН».). Очень хорошая женщина была. Простая, добрая, гостеприимная. Относительно же Горбачева, мягко говоря, не являюсь его сторонником. Это даже очень мягко.
– Вы стали последним управляющим делами Совмина СССР. Каково это – быть последним?
– Очень тяжело. И дело здесь не в звании или должности, а, как в «Белом солнце пустыни» таможенник Верещагин сказал: «За державу обидно». Когда в феврале 1991 года Совмин упразднили и вместо него учредили кабинет министров при президенте СССР, Горбачев и Павлов, который тогда был министром финансов, предложили мне стать заместителем председателя этого органа по внешнеэкономическим связям. Я отказался, объяснив, что не желаю участвовать в разграблении страны ни в каком качестве. Уход мой был добровольным. Я никогда за постами не бегал и за кресло не держался.
– Но ведь невозможно добиться карьерного роста без амбиций…
– Меня поймут только те, кто со мной жил в одно время. Практически все назначения происходили вопреки моим желаниям. Всегда с большой грустью расставался со своей прежней работой и людьми. Ведь мы работали увлеченно, нацеленно на результат. Нам интересно было изобретать, внедрять, следить за тем, как наши предложения выходят в серийное производство. Конечно, это звучит не современно, но нам было стыдно спросить, сколько дадут за это премии и получим ли мы какие-то блага.
Наверное, потому, что мы все были на виду и работали на общий результат и мои очередные назначения воспринимались коллегами очень доброжелательно. Понимаете, мы четко знали: для того чтобы чего-то добиться, надо хорошо и много работать – другого пути нет. А звания и заслуги – это всего лишь приятное дополнение.
– И все же объясните, как мальчик из семьи колхозника дошел до министра приборостроения СССР?
– Выбор профессии – очень смешная история. Хотя по прошествии лет я начинаю задумываться, что меня вела судьба. Действительно, я был обычным колхозным мальчишкой из станицы Тбилисской. Вместе с родителями и двумя старшими братьями жил в саманной хате, крытой камышом, с земляным полом. Вечно голодные. Даже несмотря на то что мне было всего три года, я помню катастрофу 1932 – 1933-го. У старшей сестры моей мамы в те годы умерли от голода все 8 детей. Я чудом выжил, хоть и пухлый был, как резиновая кукла.
Мы были совсем темные. Помню, как в 6 лет мне старший брат косой ногу до кости прорезал. Так мы, чтобы маме не говорить, справились народными средствами. Пацаны гуртом сели вокруг меня и, хором читая заклинание, сначала засыпали рану землей, а потом тряпкой обмотали. Выжил, как видите. Так потом, через несколько лет, когда меня за эту же ногу собака укусила, я сначала присыпал рану пеплом от сожженного клочка шерсти пса-обидчика, а потом, когда мать все-таки обработала нормально рану и перевязала, все равно снял бинты и землей засыпал с приговором на заживление. Вот такие мы были наивные и непросвещенные. Но у нас в семье существовал какой-то культ учебы. Родители нас буквально толкали к образованию. И мы учились.
– На «отлично»?
– В 1942 году, перед приходом немцев, я закончил 4-й класс и получил почетную грамоту как лучший ученик. Затем была оккупация, и я не ходил в школу, потому что ненавидел фашистов. А когда нас освободили, вернулся в школу, но уже не до учебы стало, надо было помогать маме семью кормить. Приходилось торговать на рынке самосадным табаком. Я это дело ненавидел, но деваться было некуда. После окончания школы в 1949 году я понятия не имел, куда идти. Информации никакой. Но одноклассник принес мне листовку Новочеркасского политехнического института. Решил, что пойду на энергетический факультет, хотя у нас дома даже света не было и я слабо представлял, что такое электричество, однако название звучало очень уж привлекательно.
К своему удивлению, я успешно сдал экзамены и прошел конкурс. А когда смотрел списки зачисленных, заметил на доске объявление о том, что набираются студенты в новую группу «Приборы и средства автоматизации». Опять не могу объяснить, что меня дернуло, но на следующий день вместе с другом-одностаничником Санькой мы уже сидели в приемной комиссии в очереди. Вызывают по фамилии его. Он боится и меня выталкивает вперед. Я не побоялся. Там преподаватели спрашивают: «Зачем пришел?» Молчу. Объясняют, что прием в группу закончен. Стою и не ухожу. Со смехом взяли меня за настырность. А Саня так и не попал в эту группу.
Учился отлично. Скорее из-за повышенной стипендии, чем из амбиций. После окончания получил право выбора на распределении. Конечно, поехал на Краснодарский ЗИП. Хотя и сюда мог не попасть. Сразу после распределения ко мне пришел товарищ по учебе Слава. Он был влюблен в нашу общую однокурсницу Ирину: «Она едет в Краснодар, а меня распределили в Нижний Тагил. Давай меняться, а то я без нее повешусь». Хотел сразу согласиться, но что-то меня остановило – пообещал подумать. А на следующий день спросил Иру. Так она мне сказала, чтобы я ни в коем случае не соглашался, если ценю нашу дружбу. В общем, поехал я на ЗИП, который стал моей главной отправной точкой в профессии. Говорю же, судьба вела.
– Тогда Краснодарский завод измерительных приборов был одним из флагманов отрасли. На нем работали очень талантливые и опытные инженеры. Не боялись затеряться?
– Я ж говорю, что подходы тогда другие были. Не пробиваться ехал, а учиться. Пришел помощником мастера. Вскоре меня стали продвигать. Через 12 лет стал главным инженером этого крупнейшего в Европе завода – у нас трудились 14 тысяч человек. Работа была настолько интересная, что предложение, которое в то время равнялось приказу, о переходе в Москву в министерство воспринял без энтузиазма. Сейчас я уверен, что рожден был для приборостроения. Каждая отрасль этого гигантского комплекса, в которую мне приходилось вникать, увлекала невероятно. Везде огромный простор для фантазии, усовершенствований, открытий. Настоящий созидательный процесс. И только ты в него вникнешь – тебя переводят. Кому это понравится?
– Думаю, что многим. Особенно если перевод в столицу и на повышение. Или я ошибаюсь?
– Чем отличается работа на заводе и в министерстве? На ЗИПе я был причастен к конкретному производству. Мог пощупать результаты нашего труда. Находясь же в Москве, ты отвечаешь за огромный пласт и очное участие в каждой разработке попросту невозможно. Это совершенно другой уровень ответственности, профессионализма, кругозора. Только представьте: к 1989 году под нашим ведомством было более шестисот заводов, на которых трудились порядка миллиона человек. У нас имелись уникальные технологии, которые необходимо было испытывать и внедрять. Уверяю, если бы не разрушительная государственная политика 90-х, мы сегодня занимали бы ведущие позиции в мире по приборостроению. Но, к сожалению, не случилось.
– Вы имеете в виду создание многоразовой космической системы «Энергия-Буран», за которую получили звание Героя Социалистического Труда?
– Не только. Хотя «Буран» можно считать одним из революционных достижений нашей страны. Этим проектом я занимался, уже будучи министром приборостроения СССР, и знаю его в тонкостях. В нем применены такие технологии, о которых в то время даже думать боялись. И все они – результат разработок советских инженеров. На нашем ведомстве лежала ответственность за всю наземную систему автоматики взлета и посадки. По сути, мы там целый город построили. Очень жаль, что о проекте, который стал прорывом для нашей страны, сегодня забыли. «Бураном» можно и должно гордиться.
– Уйдя на пенсию с поста управделами Совмина СССР, чем занялись?
– Первые три года прошли, как в тумане. На глазах рушилась страна, уходили в небытие достижения целого народа. Честно, я не знаю, как пережил все это. А потом начал писать книги. Сначала просто для того, чтобы занять себя. Затем увидел отклик от людей, чьим мнением дорожу, и решил продолжить. Сегодня уже издано 9 моих книг. В рукописях еще есть заготовки. В своих произведениях пытаюсь анализировать события, свидетелями которых был. И если в моих книгах читатель находит для себя ответы на какие-то жизненные вопросы, дополнительные поводы гордиться страной, Кубанью, значит, я пишу не зря.
Досье «КН»
Михаил Сергеевич Шкабардня
Родился 18 июля 1930 года в станице Тбилисской Краснодарского края.
В науке: доктор технических наук (1980), профессор (1986).
В политике: депутат Верховного Совета СССР 10 – 11-го созывов. Кандидат в члены ЦК КПСС (1981 – 1986). Член ЦК КПСС (1986 – 1990).
В профессии: 1954 – 1968 гг. – на Краснодарском заводе электроизмерительных приборов прошел путь от помощника мастера до главного инженера.
1968 – 1980 гг. – от заместителя начальника Главного управления по производству электроизмерительных приборов и средств телемеханики Министерства приборостроения СССР до руководителя ведомства.
1980 – 1989 гг. – министр приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР.
1989 – 1991 гг. – управляющий делами Совета Министров СССР.
Награды и звания: Герой Социалистического Труда, орден Ленина, орден Октябрьской Революции, орден Трудового Красного Знамени, орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени, орден Почета, Государственная премия СССР, Почетная грамота Правительства Российской Федерации.
