И пришел голод
Обычная многоэтажка, каких в Армавире много. На улице мороз. Руки не слушаются, когда набираешь номер квартиры на заиндевелом домофоне. Хорошо, что первый этаж. Корреспондентов «КН» встречает на пороге бодрая старушка.
– Замерзли? – приветливо улыбается она. – Это разве мороз! Вот в Сибири, это я понимаю!
На окне у Ирины Казьменковой фиалки, вся квартира завешана картинами, которые сама вышивает долгими вечерами. В руках – старые пожелтевшие от времени фотографии самых родных и близких ей людей.
О страшном голоде в блокадные годы она знает только по воспоминаниям матери, которой исполнился на тот момент 21 год.
Женщине приходилось преодолевать три километра пешим ходом, чтобы получить кусок черствого хлеба на большую семью: у папы было три сестры, брат, а еще бабушка и дедушка. Однажды какой-то мальчик выхватил пайку прямо из рук и так крепко накрылся телогрейкой, что было ее не снять. Стоял и ел всю буханку.
Из блокадного Ленинграда семью собрались эвакуировать в марте 1942-го. Везли вместе с другими жителями осажденного города по тонкому льду Ладожского озера. Эта «Дорога жизни» чуть не оказалась смертельной. Один из грузовиков с женщинами, детьми и ранеными провалился в незамерзшую полынью. Было слышно, как кричат люди, уходящие под лед, но помочь им было нельзя. Только чудо спасло от гибели следом идущую полуторку.
– Как так получилось, что мы тогда все остались живы, для мамы была загадка, – вспоминает Ирина Викторовна. – Наверное, это был профессионализм водителя, который вовремя вырулил из смертельной ловушки.
Испытания на этом не закончились. Перебравшихся через Ладогу ленинградцев погрузили в товарный вагон и повезли в Сибирь, в Ачинск. Это 150 километров от Красноярска. А оттуда – в поселок Усть-Бюр в Хакасии. В пути двухлетняя Ира заразилась корью и дизентерией. Больных и ослабленных голодом людей было очень много, на каждой станции из поезда выносили покойников и складывали прямо у рельсов.
Один из пассажиров подумал, наверное, что ребенок умер и хотел выбросить маленькую Иру прямо в окно.
– Мама рассказывала, что какой-то жестокосердный мужчина стал жаловаться, что в вагоне дышать нечем, а тут еще полумертвый ребенок, – рассказывает Ирина Казьменков. – Но моя бабушка с кулаками набросилась на обидчика и отстояла внучку. После этого одну меня уже не оставляли.
Спрашиваю Ирину Викторовну, когда она поняла, что в стране идет война? Собеседница на минуту задумалась:
– Наверное, когда увидела в городах пленных немцев на площади в сибирском Усть-Бюре. Там они ставили треноги и на них разводили свои котелки, в которых постоянно что-то кипятилось, булькало. Все ободранные, как сейчас в художественных фильмах показывают… Еще помню, как забежала в дом (мне тогда года три было), а на столе лежит младенец в пеленках и не дышит. Мама родила, но ребенок умер… Помню бабушку, которая умирала в муках от гангрены. Дедушку и папину сестру, они скончались от тифа. Три могилки.
И еще помнит старушка лицо своего отца в тот момент, когда он склонился над ее детской кроваткой, чтобы разбудить. Но это уже было после войны.
– Я долго с нетерпением ждала возвращения своего папы с фронта Трудовой армии, – делится воспоминаниями блокадница. – Он тогда участвовал в строительстве Челябинского завода. И каждый раз я бежала на вокзал во время тихого часа в детском саду, чтобы посмотреть – не вернулся ли он. Встреча произошла только в 1946 году. Тогда я так крепко уснула, что меня никто из воспитательниц не мог разбудить. И вот открываю глаза, а передо мной стоит отец. Я закричала: «Папа!» – и потянула к нему свои руки.
Отец увез семью обратно в Ленинград, в родную деревню Юкки. Но в 1947 году их переселили в Новгородскую область (девичья фамилия нашей героини была финской – Кюльюнен). Здесь у Иры родился брат. Мама устроилась учителем начальных классов, а отец – шофером на хлебозавод.
Потом Ира переехала в Армавир. Сюда позвал ее мамин брат. Очень хвалил этот город. Говорил, что там огромные возможности и для учебы, и для работы.
В Армавире девушка устроилась на завод измерительных приборов. Здесь познакомилась с хорошим парнем Леонидом. Вскоре они поженились. С мужем воспитали двоих сыновей, которые им подарили по внучке.
За 12 лет заводской жизни Ирина прошла путь от простой рабочей до экономиста. А затем, после окончания МГУ (Мордовского госуниверситета), 27 лет трудилась врачом-лаборантом в Армавирском противотуберкулезном диспансере.
– Сейчас в Санкт-Петербурге живут мой сын с внучкой, – говорит Ирина Викторовна, – два двоюродных брата и племянник. Езжу их навещать.
Ирину Казьменкову часто зовут рассказать школьникам об ужасах войны. Всякий раз она приходит к ребятам и делится своими переживаниями. Ведь она – один из немногих оставшихся сегодня живых свидетелей одновременно трагических и геройских событий ушедшей эпохи. Она – память, которая не молчит.