– А много местных погибло?
– Мирных? У-у! Точно не скажу, но много… – мой собеседник, небритый пожилой мужчина, качает головой, собираясь с мыслями. – Они к войне вообще никакого отношения не имели. Особенно в четырнадцатом году. Люди тогда еще ничего не понимали. И сейчас тоже опасно. Вот эти польские мины, от них даже выхода не слышно. Только прилет – и все. Не успеешь убежать.
Мы идем по улице абсолютно пустого села. Под ногами скрипит битый кирпич. Метрах в двухстах работает наш танк. Каждый выстрел заставляет невольно вздрагивать. Полминуты тишина, и потом снова – шандарах! До звона в ушах.
– У меня друг хороший, Витька Орехов, погиб, – продолжает свой мартиролог дядя Саша. – Градина прилетела в дом, а он бежал в подвал. Ну и порвало его… Вовка Иващенко погиб. Мина упала рядом, вырвало кусок позвоночника... – он закрывает глаза и снова качает головой. – Коля…забыл фамилию… Он поймал рой пчел и посадил в улик к соседу. А тут обстрел. Все в подвал спустились. Потом вроде стихло все. Он и говорит: «Пойду пчел посмотрю». Пошел, и прям туда мина прилетела. И еще один случай. Знакомый во время обстрела пошел закрыть дверь подвала, чтобы осколки не залетели. А тут – мина… Вот такие случаи… О-очень много погибло…
Жителям многострадального Спартака в жизни крупно не повезло. Их село располагается между Донецком и Авдеевкой. Слева – развалины местного аэропорта. В общем, гиблое место. До передовых украинских позиций рукой подать в прямом смысле. Девять с лишним лет в населенный пункт летит все, что только может лететь. Но даже в этой ситуации здесь живут люди. Сорок один человек. В основном, конечно, старики.
Добраться сюда теоретически можно и пешком. Направо от взорванного Путиловского моста километра полтора по дороге в «зеленке», а оттуда – через железнодорожные пути. Но есть немалые шансы не дойти: вражеские дроны летают, и на «лепесток» можно наступить. Поэтому глава сельской администрации Марина Асеева, услышав о моих планах отправиться в поход, решительно отсоветовала это делать. И дала телефон дяди Саши, который живет там и сможет привезти из Донецка.
Его старый «Жигуленок» резво проскакивает этот нехороший отрезок пути и паркуется за стеной одного из двухэтажных совхозных домов.
– Ты, когда идешь, смотри под ноги, – напутствует он. – Тут недавно кассетными жахнули. Упало где-то за домом. А я как раз две минуты до этого как уехал, так по тому месту, где была машина, и прилетело. Повезло, значит.
– Говорят, они не все сразу срабатывают.
– Да! Я потом нашел этот шарик с «веревочкой». Лежит на огороде. Я взял, покрутил, хотел отверткой поковырять, потом думаю: да ну его! И выбросил. А через неделю на Петровке мужик взорвался. Разбирал эту дуру. И по телевизору рассказали, что ни в коем случае нельзя ковыряться в механизме… А потом мы с Митяем нашли как-то еще один шарик. Прямо на дорожке. Ну, я взял его, раскрутил и фьють, подальше выкинул в кусты.
Сколько всякой гадости будет в этих прифронтовых кустах и посадках даже после того, как наступит мир, трудно представить. Сколько еще людей пострадает. Война еще долго будет напоминать о себе на донецкой земле.
Во дворе квартала двухэтажек – деревянная постройка. Что-то среднее между летней кухней и небольшим складом. Здесь куховарит жена дяди Саши – Валентина Николаевна. Варит борщ. Это строение называется кайбаш. Строил его сам Александр Алексеевич. В несколько приемов. Когда в мае четырнадцатого возле Донецка начались боевые действия, в селе пропали электричество и газ.
– Как началось, на улице возле столба выложил печку, чтобы еду готовить. Думал, что надолго это не затянется. Потом пришла осень, зонтик над головой поставили. Чтобы не лило. А потом холодно стало. Сначала одну стеночку поставили, потом вторую. Затем диван сюда перетащил. Так почти десять лет и живем. Десять лет! Десять лет!!! – он чуть не переходит на крик. Но берет себя в руки.
Когда разбило их квартиру на втором этаже, они перебрались в подвал.
– Четыре года в подвале прожили. С внучкой. Когда война началась, ей 8 лет было. Сейчас в педагогическом учится. Когда она выросла, снимали ей квартиру на Путиловке. Разбомбило. Сняли подальше, на Гладковке. Рядом в дом прилетело. Потом в центре, на бульваре Пушкина. Туда тоже прилетело. Убило бабушку с внучкой. Затем определили нашу девочку в общежитие медучилища, где она учится. Там нормальные условия, почти как однокомнатная квартира. Ох, она и натерпелась…
Внутри квартала расположены сараи и гаражи. В одном из них дядя Саша держит хозяйство. Куры, утки, даже есть поросята.
– А что, мясо свое, яйцо свое. В общем, жить можно. Если б не бахали. Вот, смотри, недавно здесь где-то упало, и весь мой гараж чесануло. Потом попало в крышу соседнего дома. И в тот еще дом попадание… – он показывает рукой на дыру в соседней двухэтажке. – А последняя мина упала совсем недалеко, осколки посыпались на нас, мы аж тикали!
Обходим его дом по заросшему травой бывшему тротуару. С той стороны та же картина: разбитые окна, посеченные осколками стены. Слава Богу, без прямых попаданий. Хотя…
– Нам в крышу недавно прилетело. Прямо над моей квартирой! – показывает Александр Алексеевич. – Вот моя крыша, второй этаж. Мина прилетела – и окна повылетали. И все! – он резко машет вниз двумя руками. Мол, хана.
Где-то слева от нас продолжает работать танк. И каждый выстрел происходит внезапно. Ждешь его ждешь, и вдруг – шандарах! Долго работает. Может прилететь и «обратка».
Плешковы в Спартаке – настоящее местное самоуправление. То есть люди, взявшие на себя ответственность за жизнь села. Хоть такую. Его жена распределяет гуманитарку, которую привозят местная власть и волонтеры. А дядя Саша присматривает за домами. Насколько это возможно.
Идем по улице. Кругом по обочинам – заросли сухого бурьяна, по обе стороны – пострадавшие дома. Какой-то – меньше, какой-то – в хлам.
– Вот здесь живут две семьи, по Чапаевской – тоже две. По Киевской – семьи четыре. Туда, ближе к передовой, – бабулька живет. А на Центральной уже никого нету… А до войны больше двух тысяч человек жили… И понимаешь, было время, когда немного стихло. Начали ремонтировать дома. Ну, думаем, все, слава Богу. Заканчиваются наши мучения. А потом резко опять началось!
Идем дальше. Выглянувшее солнышко делает картину апокалипсиса местного масштаба не такой мрачной.
– Вот здесь Борька живет. Хозяева уехали в Белгородскую область, а он за домом присматривает, – Алексеич продолжает свою «экскурсию». Видно, что ему охота поговорить с новым человеком. – А вот Ивана дом. Но он приходит, убирается и уходит. У нас половина из тех, кто остался, живут здесь постоянно, а остальные – утром приходят и вечером уходят. А летом ночевать остаются. На огородах работают.
Подходим к очередному шлаконабивному дому. В стене – огромная дыра от прилета. Во дворе, в проеме раскуроченных зеленых ворот, – останки автомобиля. Вокруг – битый кирпич вперемешку со шлаком и кусками шифера.
– Это дом моей сестры, – говорит дядя Саша. – В 2015 году прилетело. С той стороны угла вообще не было. Заложили, сделали, крышу перекрыли. А потом, два месяца назад, – вот сюда попадание… И все, она уехала.
Сколько раз уже довелось заходить вовнутрь разбитых домов, а все равно привыкнуть к этой картине невозможно. Вырванные взрывной волной двери, посеченный осколками сервант, на полу рядом с матрацем, съехавшим с кровати в куче штукатурки, – мягкая игрушка. Львенок с рыжей гривой. На книжной полке глаз ловит томик Николая Гумилева. И все это под толстым слоем пыли.
Из дома выхожу молча. Что тут говорить? Алексеич тоже молчит. А танк бахает. Того гляди, скоро «обратка» полетит.
– А до хохлов отсюда далеко?
– Да нет. Метров семьсот. Там бывшая часть ПВО, в ней они и засели. А дальше – Авдеевка.
Впрочем, неприятель сегодня ведет себя тихо. То ли наш танк его дисциплинирует, то ли вообще затаился. Наши потихоньку давят по всему периметру Донецка.
Возле кайбаша Плешковых собирается народ. Сегодня в село привозят воду. А мы пока беседуем с женой дяди Саши.
– Сегодня в селе остались в основном старики. Некоторые не могут даже самостоятельно выбраться в Донецк. Да и автобус уже два года не ходит. И электричества нет почти два года. Поэтому прошу волонтеров, они привозят самое необходимое. А потом раздаем это людям, – Валентина Николаевна улыбается своими уставшими глазами.
На скамейке напротив сидит сухонькая пожилая женщина в смешной шапке с бубончиком. Антонина Сергеевна. Возле нее трется ласковая серая кошка. Рядом играют два молодых песеля. Животные не уходят далеко от места, где их накормят. Таких мест в Спартаке сегодня почти не осталось.
Антонина стесняется, когда ее называют по имени-отчеству. Как-то виновато улыбается.
– Вы здесь все время?
– Ага. И не выезжала никуда. Все время.
– Когда было страшнее, в четырнадцатом или сейчас?
– Сейчас. Но не из-за того, что стреляют. А что помрешь, не дождавшись победы, – мотает женщина головой, и глаза ее становятся влажными.
– А вообще люди ко всему привыкают, – продолжает она и на ее морщинистом лице снова появляется виноватая улыбка. А кошка все тыкает носом в руку и просит, чтобы ее погладили.
Вот и долгожданная машина. Из кабины выходит женщина в спортивном костюме и безрукавке. Это – глава сельского поселения Марина Асеева. Яркий представитель управленцев донецкой формации. Все эти годы она работает в условиях, когда не каждый мужчина справляется. А она – может.
Считает баклажки с водой, которые разгружают. Потом передает Валентине Николаевне накладную.
– Мы людей никогда не оставляем! Всегда стараемся им помочь, – Асеева говорит, как отрезает. Видно, что для нее самой это очень-очень важно. – Возим хлеб, воду, продуктовые наборы, бензин на генераторы. В девятнадцатом году здесь восстановили электроснабжение, но года полтора назад хохлы разбили трансформатор. Но люди держатся, верят в победу. Все бодримся!
– Да, уже десятый год, – ворчит дядя Саша.
Спрашиваю у главы, ей самой не страшно постоянно работать в зоне боевых действий. Она только пожимает плечами.
– Здесь люди живут. Поэтому и везем им все, что можем. Невзирая на обстановку и прилеты.
По улице гремит железными колесами самодельная тачка, которую впереди себя толкает скрутившаяся в три погибели старушка в очках. Помогаю ей установить ее законные две баклажки и вытолкать тачку на асфальт. Галина тоже живет здесь всю войну.
– Да как ты дом бросишь! Хоть и разбитый, и света нет, а все равно! Сколько лет выживали и будем доживать до конца. Лишь бы живыми до победы остаться. А то ж еще внуков поднимать. Их у меня пятеро.
Солнце клонится к закату. Пора уезжать. В Донецке, как в городе, окруженном вампирами, ночь не жалуют. После пяти-шести вечера транспорт почти не ходит. На западе где-то гремит… А здесь на удивление тихо. Надолго ли?..
P.S.
Этот материал готовился еще в ноябре. А в феврале в Спартаке случилось огромное счастье. Российская армия взломала вражескую оборону и освободила Авдеевку. Фронт откатился от села километров на десять. Говорят, стало значительно тише. Даст Бог, люди потихоньку начнут возвращаться в свои дома. И электричество появится. И жизнь потихоньку наладится. Хотя бы по донецким понятиям. Хотя бы на десятый год их войны…