Декабрь вносит свои коррективы в жизнь Донецка и его верных жителей. Зима в степном городе – то еще испытание: обычно нас заметают снега, заливают промозглые дожди и задувает северный ветер. А в этот раз обошлось. Декабрь сжалился над городом, который из-за украинской диверсии на канале «Северский Донец – Донбасс» остался без воды, и если не способствует, то хотя бы не мешает налаживать отопительный сезон. Многие микрорайоны по-прежнему остаются без тепла. В круглосуточном режиме службы тоннами принудительно закачивают в котельные воду. Едва завидев характерные водовозки на дорогах, люди с почтением и надеждой замедляют шаг. Так, пожалуй, встречают еще только военных.
Окна моего дома выходят на трубу центральной котельной. Каждое утро мы начинаем с визуальной разведки. Если из трубы дыма нет, значит – очередной порыв на теплотрассе, вода ушла, и опять все сначала. Кстати, когда московские специалисты, а Москва взяла шефство над Донецком, стали выяснять причины постоянных утечек, то с удивлением обнаружили, что Донецк потребляет на 40 процентов воды больше, чем главный мегаполис России. Причина до банального простая – изношенность городских коммуникаций. За 30 украинских лет власти ни разу не провели капитальный ремонт и замену водоводов и теплотрасс.
Бывают дни, когда из трубы валит черный дым, – это тоже тревожный сигнал. В идеале ждем белого, это подсказка для батарей – скоро по ним в квартиры пойдет тепло. А пока – интрига. Здесь по этому поводу говорят так: Донецк все никак не «выберет» своего Папу Римского. (Когда в Ватикане кардиналы выбирают нового понтифика, по цвету дыма из печной трубы над Сикстинской капеллой можно определить, избран ли новый Папа. Если дым белый – выборы состоялись, черный – нет. – Прим. ред.). В Донецке в принципе только и разговоров, что о воде.
Разговор в очереди за технической водой у одной из котельных:
– Ой, а можно вас на минутку? Здравствуйте! – меня отзывает седовласый и еще довольно крепкий мужчина.
– Да. Здравствуйте, – делаю шаг из очереди навстречу.
– Вы же на телевидении работаете? Я вас видел вас. Что же это вам не организуют воду? Вы вроде как начальник!
Улыбаюсь.
– Да обычные мы люди. Такие как все. Воды нет везде. Так что мы с вами заодно, – подмигиваю.
– Ну тогда скажите, когда закончится война? – соглашается принять меня «в свои» собеседник.
– Когда все поставленные цели верховного главнокомандующего будут выполнены, – с подчеркнутой решимостью рапортую я.
– Вот и я так думаю, – словно сам себя убеждая, парирует собеседник. И добавляет: – Жена вот моя отходчивая, жалко ей украинцев. А я ей говорю, как можно-то, смотри, что они делают – мины-«лепестки» разбрасывают, над детскими смертями глумятся… Нет им прощения.
– Людей всегда жалко, – устало вздыхаю я. – Людей!
Подходит очередь моего случайного знакомого. Он спешно набирает илистую воду в видавшие виды пластики. Звуки тяжелых «прилетов» становятся ближе. Человек улыбается, машет мне рукой и прощается до понедельника…
Я машу ему в ответ и добавляю: «Ага, до встречи в 19.30 в новостях и спасибо за простое человеческое общение». Уже отходя от краника, вижу одинокую пожилую женщину, которая сама тащит два ведра и семь 6-литровых баклажек, и тащит же, тащит, попеременно возвращаясь за порциями своей ноши.
На ходу подхватываю две ее баклаги и топлю к уже преодоленному ею отрезку. Как тут она навстречу за частью своей водицы «вертается» и, завидев меня, причитает: «Детка, грязная же вода, зачем так много-то за раз тянешь?»
А я улыбаюсь, говорю: «Да вашу-то прихватила… Помогаю, стало быть».
Стоит, значит, эта женщина и плачет, и улыбается, и руками натруженными отмахивается, мол, не нужно, и все повторяет: «Спасибо, детка». И мне так как-то реально по-детски становится тепло на душе и беззаботно. Хотя какая я «детка» – время мчит только вперед в материальной плоскости. А так-то я, конечно, верю в бесконечное.
