Маленькие школьники стали невольными свидетелями ужасов фашистской оккупации Краснодара, блокады Ленинграда и других городов и поселков. Их по-взрослому серьезные строки «оживают» 80 лет спустя. Читаешь и словно видишь все это: вот черные душегубки ползут по улицам Краснодара, как черепахи, вот мама прячет кусок хлеба от фашиста, чтобы накормить детей, вот немцы казнят врача, который берег марлю для русских солдат, а вот истерзанные военнопленные еле плетутся по улицам, а ты не можешь им помочь…
В преддверии Великой Победы дети вспоминают, как враг пришел в столицу Кубани, кто-то успел эвакуироваться, кто-то вынужден был остаться в городе, описывают зверства фашистского режима, свои впечатления и переживания, ожидание освобождения.
В подробностях приход захватчиков в Краснодар описывает в своем сочинении семиклассница Ирина Бобылева:
«В городе началась массовая эвакуация. Вывозили все, что можно было. Машины с фабрик и заводов, хлеб и другие продукты. Каждый человек знал: чем меньше останется врагу, тем легче будет его разбить. Нашей семье не удалось эвакуироваться, и мы с болью в сердце остались в городе. 9 августа 1942 года, когда мы вышли во двор, увидели страшную картину. Весь город горел, дым был такой густой, что небо казалось черным и не было видно солнца… Немцы всюду установили свои порядки, и было очень больно смотреть, как невинные советские люди гибли от рук немецких палачей. В городе появилось много повешенных. Немцы уничтожали людей, как только могли: расстреливали, вешали и душили в душегубках».
Школьница по фамилии Рынкова (имя не указано. – Прим. авт.) называет в своем сочинении немецких солдат «нелюдями» и «кровожадными зверями»:
«В этот день вступили в наш город ненавистные немцы. Это были не такие люди, как другие, – это были кровожадные звери с хищными глазами, которые так и искали, чего бы сотворить ужасного. Они начали с первого дня расправляться с жителями. Фашисты ходили толпами по дворам, рылись в квартирах и забирали ценные вещи. Они издали приказ о прекращении хождения после шести часов вечера. И если какой-нибудь несчастный показывался после указанного времени, они бесчеловечно его расстреливали. Каждый немец мог что угодно сделать с любым человеком. Они хватали невинных людей и бросали в застенки гестапо, там их пытали ужасными машинами, сажали в машины-душегубки и везли за город… Нам нечего было кушать, и моя мама под страхом смерти вынуждена была идти в станицу добывать хлеб. Я оставалась дома с младшим братом, все время испытывая страх за маму и за себя».
Другой школьнице, Люде Евсеевой, шесть месяцев плена в родном Краснодаре запомнились как самые тяжелые дни в ее жизни:
«Не было ни света, ни воды, ни хлеба… Трудно было смотреть на пленных красноармейцев, которых немцы гнали по улице. Измученные, усталые, они еле-еле передвигали ноги. По городу, как черные вороны, разъезжали душегубки. Кругом висели немецкие приказы: «За неподчинение немцам – расстрел на месте». Но я знала, верила, что наши придут».
Юлию Ющинскую из Ленинграда война застала в Новокубанском районе Краснодарского края, куда она приехала отдыхать ровно за день до начала Великой Отечественной – 21 июня 1941 года. Девочка была с сестрой и бабушкой, а мама и папа остались в городе на Неве:
«Когда началась война, я поняла, что в Ленинград мне уже не попасть… Наконец наступил долгожданный день: приехали мои родители, которые пробыли в Ленинграде всю блокаду. Перенесшие голод, они были очень слабы, а папа даже не мог ходить без посторонней помощи».
Она пишет, что тем временем враг добрался и до Кубани. С тревогой и горечью пришлось людям провожать отступающие советские войска.
«Особенно запомнились слова нашего командира, который, собрав нас, детей, сказал: «Ничего, детки, мы скоро вернемся». Началась эвакуация, но эвакуироваться нам не пришлось – ехать было не на чем. А те, кто эвакуировался, вскоре вернулись, потому что попали в окружение, – пишет девочка. С болью в душе она рассказывает о приходе фашистов: – Один немец зашел к нам и потребовал пищи. Дядя вынес ему два яйца и кусок хлеба, но он этим не насытился. И, вернувшись в дом, вывел под автоматом дядю и тетю. Когда они вернулись, то все в доме было перевернуто вверх дном. Затем начались расстрелы: погибло от зверских рук фашистов шесть еврейских семей…»
У школьницы Жени Кузнецовой папа и старшая сестра успели уехать в эвакуацию, а на поле боя сражаться с гитлеровцами ушли три брата. Девочка с мамой и бабушкой осталась в Краснодаре. Под страхом смерти одну из комнат своей квартиры женщины вынуждены были отдать немецким душегубам:
«Жилось нам очень трудно: мы ходили по станицам и меняли последние тряпки на кусок хлеба. По пути мы видели, как немцы гнали наших военнопленных, а тех, кто не в силах был идти, били плетьми. Часто, идя по дорогам, мы видели убитых детей и женщин… У нас было две комнаты, в одной из них немцы устроили свою канцелярию и даже в холод двери держали открытыми».
Она пишет, что с уходом гитлеровцев из Краснодара ее переживания не закончились:
«Брат погиб Героем Советского Союза, отец умер 8 октября».
Светлана Бояринцева из 7 «Б» также описала страшные подробности тех дней:
«На базарах, площадях, улицах качались на виселицах невинные люди с различными надписями на груди: «Партизанка», «Отравительница», «За агитацию» и другая ложь. В дом моей подруги Нади Немцевой ворвались фашисты. Мать Нади в это время была на рынке. Фашисты приказали Наде, которой было 13 лет, ее отцу и дедушке следовать за ними. Когда героическая Красная армия прогнала немцев из города, Надю, отца и ее дедушку нашли вместе с тысячами других граждан, замученных в противотанковом рву».
Школьнице Т. Саенко запомнились такие ужасающие моменты:
«В городе повсюду проходили облавы. Полицейские рыскали по домам, искали комсомольцев, коммунистов, евреев и чинили над ними зверские расправы. На Красной улице, в кинотеатрах, театрах, магазинах, появились надписи: «Только для немцев». Не имея возможности эвакуироваться, мы с грустью и с жаждой мести смотрели на стальные каски и зеленые мундиры, которые хозяйничали в городе».
Удивительный случай спасения брата описывает школьница Таисия Дуреева:
«Ранним утром 9 августа по нашей улице прошли немецкие танки. Через несколько часов стали забирать мужчин, в том числе моего брата угнали в концлагерь. Заставляли выполнять непосильную работу, морили голодом и за целый день не давали воды. Брат заболел, и его бросили по дороге. Нам сообщили колхозники, что он лежит у них больной и не в состоянии добраться домой. Мы поехали и забрали его. Молодой организм поборол болезнь».
Девочка также рассказывает о том, что им с сестрой приходилось ходить по 50–60 километров за продуктами. Однажды их остановил немецкий патруль, и все продукты у детей отобрали.
Ф. Семихненко и ее семье удалось сесть на поезд, который эвакуировал людей. С болью в сердце она прощалась с родными местами и чувствовала, что ее детство закончилось навсегда:
«Поезд давно шел полным ходом, а я все стояла и не могла оторваться от едва видных в сумерках маленьких домиков – последнего привета из Краснодара. И начался наш трудный путь под беспрерывными бомбежками. Над нашим эшелоном кружились, без конца обстреливая, немецкие самолеты. Я как будто за это короткое время выросла и повзрослела. Я уже не чувствовала того детского страха и интереса. Лишь ощущала, как в груди поднималась волна жгучего гнева на немцев… Но я твердо знала, что настанет день, когда этим детоубийцам придется бежать».
Люда Спевакова описывает в своем сочинении блокаду Ленинграда. Ее семья жила сначала в городе на Неве, а затем, после снятия блокады, перебралась на Кубань. Она пишет:
«Палачи подступили к Ленинграду и пытались взять его измором, потому что не могли взять силой. Нужно было заготовить песок и воду и уничтожить все деревянное на чердаках и крышах, чтобы предотвратить пожары. Мама уехала на рытье окопов дня на три. Я осталась одна. Прошла неделя, две, три – она не возвращалась. В то время я думала, что, раз мамы нет, значит, она нужна родине больше, чем мне. Наконец мама приехала, но немец окружил Ленинград со всех сторон и сжимал в кольцо. Не стало подвоза продуктов…»
Однажды девочке чудом удалось избежать смерти:
«Когда началась тревога, я сидела на окне. Вдруг над самой моей головой засвистела и завыла бомба. Я, не дыша, пригнулась и решила, что настал конец. Раздался оглушительный взрыв, дом сильно вздрогнул, стекла в окнах вылетели. Я слетела с окна, стукнулась об стол и чрезвычайно удивилась, что осталась жива-невредима. Бомба попала в соседний дом – пятиэтажный великан был превращен в пепелище».
Также она описала тяжелый быт людей во время блокады Северной столицы зимой:
«Были испорчены трубы. За водой надо было далеко ходить и брать ее из проруби. Мы пилили и жгли в маленькой печурке мебель. Самым невыносимым был январь. Голод усиливался. Рабочим выдавали по 250 граммов, а остальным – по 125 граммов хлеба. Хлеб был плохой, но казался необычайно вкусным. Я отморозила себе пальцы – не знаю, дома или на улице – везде было холодно. Даже дома вода была покрыта коркой льда… Враг был у самых ворот города. Ленинградцы падали, как мухи, но не сдавались. Холод и голод были страшнее смерти. Дети были похожи на маленьких старичков, а взрослые – на живых мертвецов», – написала девочка. После снятия блокады она с мамой, которая еле выжила, приехала на Кубань.
Свои философские мысли умело изложила и школьница из Краснодара Артемова (имя не указано. – Прим. авт.). Надежда на победу, на силу и храбрость наших бойцов всегда жила в сердцах людей:
«Чем труднее становилось жить, тем увереннее ожидали мы прихода наших. Среди лживых хвастливых слов немецких сводок ловили мы крупицы правды. Фронт все время был близко от Краснодара. Однажды я представила себе, что было бы, если бы немцы остались навсегда, и ужаснулась. Тогда не стоило бы жить. Впереди не было бы ничего, о чем мечтает советская школьница. Вместо сияющего будущего – участь рабыни. Ведь немцы видели в русском человеке раба. Нет, советская власть должна вернуться, она не могла не вернуться. Как бы подтверждая это, как-то раз в небе появилась серебряная птичка. Это был советский самолет. С волнующей радостью смотрела я на него».
Многие дети в своих сочинениях рассказали о том, как перед отступлением из Краснодара захватчики пытались вывезти все, что можно, а все, что невозможно, сжечь. В начале зимы 1943 года, чувствуя конец своей власти, они были особо жестоки с людьми: убивали всех подряд, выгоняли людей на мороз, в чем было, и сжигали их дома.
«Эти вандалы сжигали заводы, школы, жилые дома. Багровым заревом загоралась то одна, то другая сторона города. Пахло гарью, и в воздухе носился пепел. С какой грустью смотрела я, как полыхал родной город, горели здания, которые создавались в течение многих лет и за несколько часов были сожжены и разрушены. Однако радостные новости приходили в город: «Красная армия громит врага. Красная армия идет освободить нас!» И вот 12 февраля 1943 года – долгожданная свобода от фашистского режима, а скоро и конец всей войне!»
Девочка сравнивает свободу с ярким лучом солнца:
«Как сейчас, помню я, что это был морозный день, но солнце светило как-то приветливее, ярче и теплее, чем раньше, и его косые лучи ласкали стены полуразрушенных зданий. Какую радость чувствовала я, когда вновь увидела смуглые, обветренные лица русских бойцов. Так в темницу рабства проник яркий луч свободы и света. Теперь все было на воле, все свободно дышало!»
Ее одноклассница Клара Синенко также рассказала об освобождении Краснодара – это, по словам девочки, радость со слезами на глазах:
«12 февраля утром по улице Красной торопливо прошла группа разведчиков, и за ними ворвались в город наши части. Не было ни приветственных речей, ни пышных слов: люди плакали. Плакали от того, что навсегда рассеялся страшный призрак фашизма».
