– Несколько месяцев назад в одном из интервью вы не очень корректно высказались о русской национальной идее. Цитирую: «Ни знание, ни сообразительность и предприимчивость, ни достоинство не являются нашей национальной идеей, национальной идеей являются сила, наглость и хамство». После этого вы подверглись жесткой критике со стороны многих своих коллег. Не сожалеете о своих словах?
– Стоит ли об этом говорить? Я просто давал интервью. Что там комментировать? Сказал и сказал. Любовь к Родине – это что такое? Это то, где ты жил, что ты делал, с кем ты общался. Это целый пласт жизни. Я не отказывался от российского гражданства и не собираюсь. Я в России родился, здесь же работаю. И везде говорю, что я русский актер. В будущем мы с семьей планируем жить в России. Поступят мальчишки в институт, и мы вернемся.
– Расскажите о своей семье. Где-то читала, что у вас очень интересная история знакомства с женой…
– Машу я знаю с 16 лет. Тогда у нас не было отношений, мы просто были знакомы. Когда впервые встретились, я ей категорически не понравился. Тогда она уже танцевала в ансамбле Моисеева, была достаточно мажорной девушкой, говорила по-французски. После этого мы много лет не виделись, Маше пришлось уехать в Канаду, у нее там появилась семья, дочь, у меня тоже были определенные отношения. Я рано понял, что мне нужна семья, один раз и на всю жизнь.
Поэтому в каждой женщине искал будущую жену и мать моих детей. Это закончилось, когда спустя лет 10 Маша прилетела в Москву к родителям. На общем дне рождения у друзей мы встретились снова. Она приехала со своей годовалой дочкой, была замужем. И у нас был всего один месяц на раздумья, чтобы принять решение. Пожалуй, это было страшнейшее решение в моей жизни – отнять у мужчины годовалую дочь, потому что я полюбил женщину. Я за этот месяц поседел. Потому что такие решения принимаются один раз и на всю жизнь, чтобы потом ни у кого не возникло упрека. С другой стороны, хорошо, что только месяц, если было бы больше, может, начали бы обдумывать, сомневаться, прятаться от ситуации. Мы приняли решение. Маша уехала в Канаду, потом перезвонила, сказала, что летит обратно. Вместе мы уже 22 года.
– В вашей семье трое детей: дочь Даша от первого брака жены и двое сыновей – Данила и Степан, которых вы с супругой усыновили. Как вы решились на такой шаг? Это было еще одним трудным решением?
– Да, усыновить – это страшно. Здесь не получится не бояться. И дело вовсе не в генах. Это все ерунда, ваш родной ребенок также может устроить вам нечто страшное, у него тоже может быть отвратительное поведение и переходный возраст. Все это может быть с любым, с родным, неродным. Для нас Даня и Степа – родные. У нас были две неудачные попытки завести собственного ребенка, после чего мы всерьез заговорили о приемных детях.
Когда все-таки решились на первое усыновление, я приехал в детский дом, и вдруг ко мне подбегает один малыш и обнимает крепко-крепко. Мы вот так минут 20 с ним стояли. Так в нашем доме появился Даня. Когда мы взяли из детского дома Степу, ему было 3,5 года, он был очень сложным ребенком: не разговаривал, не ел из тарелки, ему ставили различные диагнозы. Сейчас он умный и красивый. Даша прекрасно их приняла, мы думали, надо будет проводить с ней работу, но она сама все поняла. Хотя на тот момент ей было примерно 8 лет.
– В 2012 году вы с семьей переехали в Канаду. С чем это было связано?
– Мы достаточно долго прожили в России, и когда мальчики подросли, мы решили, что надо вывезти их в другую среду. Для меня было важно показать своим детям, что мир большой, что люди разные, они по-разному одеваются, стригутся, и с ними надо уметь договариваться, вести дела, жить, сохранять отношения. Я знаю, что они открыты, свободны, доброжелательны, толерантны, с уважением относятся к другим людям, свободно говорят на английском. Конечно, они скучают по России, часто бывают здесь, на каникулы приезжают. Они русские мальчишки с иностранным воспитанием. Где будут жить дальше, кем станут, чем будут заниматься – я пока не знаю.
– А вы помните, как и когда решили стать артистом? Помните свои первые съемки?
– Моя кинематографическая карьера началась с баяна. Мне было лет 10, я занимался в музыкальной школе, и к моему педагогу на юбилей приехал корреспондент. Он сделал фотографию, на которую попала половина моей головы за баяном. По ней ассистентки одной из киногрупп обнаружили сходство, которое они искали для главного героя, приехали и спросили: «Мальчик, хочешь сниматься в кино?» Так я оказался на пробах. Нервничал, волновался, но у меня получалось. За каждую пробу мне тогда платили 7 рублей 50 копеек. Это были приличные деньги. Тогда меня утвердили на картину «Отец и сын». После я продолжал учиться в школе, заниматься спортом и музыкой, не почувствовал, что кино – это мое.
После школы я даже не смог поступить в театральный институт, хотя у меня за плечами уже было шесть ролей. Пришлось поступить совсем в другой институт, но проучиться я там не успел, так как почти сразу раздался звонок от режиссера сызранского театра с предложением работать у них в театре. И я его принял. Мне было 17 лет, это было романтично, и я верил, что надо ехать туда, в провинцию, нести культуру в массы. В Сызрани я проиграл всего один сезон, после осознал: выходить на сцену без какой-либо базы неправильно. Вернулся в Москву и поступил в театральный.
– В Сочи на «Кинотавре» вы представляли картину «Ван Гоги», где вашим партнером стал польский актер Даниэль Ольбрыхский. Расскажите, как проходили съемки.
– Наши герои – отец и сын. Это история двух львов, один из которых реализовался в жизни, а другой к своим 52 годам – нет. Картина нежная, трогательная. Даниэль Ольбрыхский стал для меня примером для подражания. Я не достигну такого уровня, он удивительный, очень живой, он падает в роль, как в лужу, потом встает и играет. Я испытывал трепет, когда мы познакомились. И я подумал, что мы можем посоперничать, во мне тоже есть какая-то энергия, и это будет на пользу фильму. Мне кажется, все получилось.
– Что для вас самое ценное в жизни?
– Для меня в жизни ничего важнее моих детей и жены не существует. Большего удовольствия, чем быть с ними, я не знаю. Не нашел. Даже на красной дорожке в Каннах я не испытываю такого счастья.
