Большая любовь и неуёмная страсть к рисованию у Николая Михайловича с давних пор. Его отец, по профессии тракторист, очень хорошо рисовал.
Однажды он дал маленькому сыну карандаш и напутствовал: «Пробуй». А через несколько дней, увидев первые рисунки малыша, предложил Коле творческое соперничество: «Вот видишь, я нарисовал лебедя, а ты точно такого сможешь нарисовать?» Когда сын-дошкольник быстро справился с заданием, Полицковой-старший понял: быть Николаю художником.
Сразу после окончания школы в родном селе Новоалексеевском Николай был принят на работу художником-оформителем в местный колхоз. До этого на счету талантливого парня уже были серьезные живописные работы. Его привлекали темы космоса, неизведанных и загадочных планет. Поклонник фантастических романов, Полицковой делал иллюстрации к полюбившимся произведениям известных писателей-фантастов.
– Я обожаю наших великих художников, двух Иванов – Шишкина и Айвазовского. В восторге от их неповторимых полотен. Преклоняюсь и перед Рубенсом. Я даже не раз пытался делать копии его картин, – признаётся Николай Михайлович, – но, работая в колхозе оформителем «красных уголков», стендов, я чаще писал не картины, а красочные, жизнеутверждающие лозунги типа «Слава КПСС!», «Всем – равнение на ударников коммунистического труда!». А поскольку почти каждый день я бывал на производственных точках, то с удовольствием писал и портреты доярок, трактористов, простых колхозников, истинных кормильцев нашей страны.
Николай Михайлович, отметивший не так давно свое 60-летие, – автор нескольких сотен интересных, самобытных картин. Он рад, что сыновья – Жан и Алик – тоже художники-профессионалы. Они же и приверженцы творческого девиза Николая Михайловича: «С любовью и радостью смотреть на окружающий мир». А редактор главных проектов и строгий критик работ Полицкового – его жена Ольга Григорьевна. Она давала ценные советы мужу, когда он вместе с сыновьями выполнял оригинальную скульптурную композицию – образ узнаваемого в стране байкера.
Полицковой – участник многих, разного ранга и уровня, выставок.
– Остался ли в вашей памяти такой зрительский отзыв, который тронул вашу душу? – спросил я художника.
– Мне запомнился случай в одном из краснодарских скверов, где я, как и коллеги-художники, разместил десятка два своих работ. Среди них была картина с тревожным названием «Набат». На ней изображен типичный русский человек 19 века, который яростно звонит в колокол. Я стоял в сторонке и наблюдал за реакцией зрителей. К картине подошел представительный человек, подъехавший к скверу на дорогой машине. Он бегло осмотрел работы, а у «Набата» застыл. Со стороны я заметил, что этот случайный зритель вдруг заплакал. И простоял он у моей картины не три и даже не десять минут, а больше часа. Потом, слегка пошатываясь, и, беззвучно рыдая, незнакомец, попытался идти к своей дорогой иномарке, но снова вернулся к «Набату». И простоял он у «Набата» почти столько же. Когда нежданный эмоциональный зритель вытер слезы, я подошел к нему и осторожно спросил: «Может, от автора вам нужна какая-то помощь?». «Теперь не нужна, – ответил он, – вы мне уже помогли. Помогли прозреть…»
